Эрик Поладов - Крепость. Кошмар наяву… и по расписанию

– Зачем такому смерду как ты, нужна метла? Ведь явно не для уборки. А тряпки? Что же ты с ними делаешь, если в твоём доме пыль старше, чем стены этого замка?

– Понимаете ли, Маршал, у меня уже не то здоровье. Мне тяжело наклоняться.

Трое стражников перевернули стол, проверяли полки, пол, под которым мог бы находиться погреб. Но ничего так и не нашли. Оттянув правый занавес, стража немедленно приступила к обыску странного шкафа. Когда обе дверцы были распахнуты, представшая перед Маршала картина повергнула его в шок. Его веки расширились от увиденного, словно он лицезрел нечто такое, что было в сотни раз хуже тех кровавых рек, что видели его глаза во время сражений. Именно об этом говорил его взгляд. Пустой шкаф был оббит драгоценными камнями и серебром изнутри.

– Откуда у тебя это? – На лице Маршала одновременно читались недоумение и злость, поскольку, возможно, этот шкаф был украден, и не исключено, что у королевской семьи. – Ты не похож на какого-нибудь вельможу.

– Раньше я служил в монастыре, Маршал, и это произведение искусства нашему монастырю подарил один из прихожан. А когда я ушёл из монастыря, то настоятель подарил этот шкаф мне в память о тех годах, которые я провёл там.

– И откуда же у обычного мастера рубины и сапфиры? – с жаждой продолжал допрашивать Маршал.

– Все драгоценности нашему монастырю пожертвовал один герцог, в знак благодарности за то, что служителям храма удалось исцелить его маленького сына от страшной болезни. А мы их отдали тому самому мастеру, когда узнали, что он решил оказать милость служителям храма.

– Где же находится этот монастырь?

– В двух днях пути отсюда на запад.

– Я проверю, есть ли там монастырь – с угрожающим взглядом и не менее грозным голосом сказал Маршал. – Но, если ты обманул, я не стану слушать ни сло́ва. А просто достану свой меч, и сделаю то, для чего его выковали.

Повернувшись спиной к Анатасу, Маршал громко произнёс:

– На выход!

Казалось, пару шагов отделяло Маршала Октавиана от порога, как одна из досок под его ногами со скрипом прогнулась.

– Ты ничего не хочешь сказать? – с грозным взглядом Октавиан спросил у хозяина, стоя полуоборотом к Анатасу.

– Мне нечего скрывать, Маршал – дребезжащим голосом произнёс Анатас.

Подозвав к себе стражников, Маршал отдал приказ разобрать пол.

Стоило приподнять первую доску, как Анатас расширенными глазами с большим напряжением смотрел на то, что так тщательно скрывал от посторонних глаз.

Под досками была вырыта небольшая яма, где была спрятана книга с ветхими страницами. Маршал протянул открытую ладонь, после чего один из рыцарей, что разбирал пол, подобрал книгу и положил её на ладонь Октавиана. Увидев нарисованные на обложке три шестёрки, а также несколько жутких сатанинских рисунков и символов на страницах, Октавиан изобразил ненависть и презрение, когда обратился к Анатасу:

– Ах ты, лживая скотина! – Приблизившись ещё на пару метров, Маршал продолжил – Никакого монастыря нет! – Затем, ткнув пальцем в лицо, добавил – Я позабочусь, чтобы тебя сожгли на центральной площади на глазах у всего Цертоса, а твою морду забросали яйцами.

Далее последовал приказ Маршала Октавиана:

– Схватить!

Только стражники сдвинулись с места, как Анатас паникующими движениями ухватился за ковш, опустил его в котёл и плеснул жидкость в лицо одного из рыцарей. Лик воина начал обгорать, словно после кислоты. Жидкость моментально разъедала его губы так, что первое, что можно было увидеть – зубы с оголённой нижней челюстью. Глаза были напрочь выжжены, и теперь на их мете в орбитах предстали тёмные круги, уводившие куда-то в мозг. Язык был прожжён настолько, что превратился в кровавую жижу, покинувшую полость рта через отверстие, образованное в нижней челюсти. Жидкость окончательно разъела дёсны, и зубы посыпались на пол, покрытый многолетней пылью. Картина предстала ужасающая. На то, чтобы рыцарь целиком утратил свой лик, ушло не больше пяти секунд. В невыносимых муках он испытал на себе, как скоротечное мгновение способно обретать целую вечность. Казалось, будто стражник прощается не только с жизнью, но и с душой, покидавшей его плоть в сопровождении искажённых воплей, которые становились всё менее отчётливыми, пока не оборвались совсем из-за утраченных губ и языка.

Следующая попытка Анатаса пролить на пол весь котёл была провалена. Воины в стальных доспехах успели схватить его за руки и вывести из хижины, держа за запястья и волоча по полу.

Наблюдая за тем, как королевская стража вытаскивала подозрительного жителя замка из хижины, заинтригованный кузнец Галлиен громко выкрикнул, указывая пальцем:

– Жена мясника говорила правду! Это слуга самого дьявола!

В порыве гнева Маршал вынул кинжал из-за пояса и, едва ли ни бегом, устремился к Галлиену. Приставив клинок к горлу, Октавиан угрожающе прошептал:

– Ты что себе позволяешь, скотина. Хочешь панику посеять? Или может мне отрезать твой вонючий язык?! Тогда тебе не придётся следить за словами.

– Что прикажете делать дальше? – обратился к Маршалу один из стражников.

– Везите его в тюрьму. Пусть сидит там до моего прибытия.

Прихватив с собой книгу, Маршал сел на лошадь. Только Октавиан забрался на своего верного скакуна, как на пороге хижины его внимание привлёк кот. В нём Октавиан увидел взгляд человека, которого минутой раньше отправил в сырую темницу. Во взгляде кота было что-то, терзающее разум Маршала. Октавиан не мог спокойно смотреть на животное. Он приподнял губы и сдвинул брови, выдавая тревогу внутри. Через несколько мгновений кот поднял хвост, его шерсть взъерошилась, пасть раскрылась, и раздался громкий визг, будто перед ним находился разъярённый пёс. Маршалу Октавиану приходилось видеть много угрожающих взглядов, но этот был настолько тяжёлый, что все предыдущие меркли по сравнению с ним.

От раздавшегося визга Маршалу стало не по себе. Его лошадь заёрзала и начала пятиться назад. Конь отдалялся от кота до тех пор, пока не оторвал от земли передние копыта. Животное изрядно противилось своему хозяину. Октавиан дёргал за поводья, но лошадь отказывалась слушаться.

Визги кота становились громче.

Маршал поймал момент, когда голова лошади повернулась в обратную сторону, и хлопнул поводьями, заставив животное поскакать прочь от нелицеприятного взгляда.

Маршал отправился в местный храм, расположенный на другом конце замка. Он не проехал даже километра, как жители стали смотреть на него как-то иначе. В их взгляде наблюдался какой-то страх. Суеверия граждан не позволяли им не обращать внимания на такие вещи, как человек, обвиняемый в колдовстве, живший с ними на одной улице. Никакое оружие и ни одна армия не спасут от того, удел которого – исполнять волю дьявола. Тревога уже начала охватывать Цертос.