Эрик Поладов - Крепость. Кошмар наяву… и по расписанию

– И в рай не попадёт, потому что он продал свою душу, а от грехов, так и не избавился – продолжил суждение Аббата Маршал.

– Именно. После казни его душа не отправится ни в рай, ни в ад. Она останется здесь… с нами. И жители всего замка будут отвечать за ошибку своего Короля.

Промедлив ещё немного, Аббат спросил у Октавиана:

– Скажите, Маршал, какого врага Вы станете бояться: того, который у Вас перед глазами, или того, что бродит у Вас под носом, а Вы даже не догадываетесь о том, насколько близко он подкрался? – Опустив взгляд в пол, Аббат продолжил – Вы говорили, что уже много лет не позволяете врагам и близко подобраться к стенам Цертоса. А теперь представьте, что Вам предстоит сражение, а Вашему врагу даже не придётся подбираться к стенам замка, потому что он появится уже в стенах Вашего дома.

Немного задумавшись, Маршал обратился к отцу Исааку:

– Знаете, Аббат, я человек верующий – переводя взгляд то на монаха, то на стены. – И ни что на свете не заставит меня усомниться в том, что Всевышний сотворил этот мир. Но, я как человек военный, не стану верить во что-то, чего нельзя объяснить, пока не увижу это своими глазами. Этот человек совершил зло. И он понесёт заслуженное наказание.

Пока Анатаса волокли по сырым каменным ступенькам тюрьмы, на центральной площади, тем временем, уже собиралась многочисленная толпа, которая начала скапливаться с того самого момента, как некоторые граждане заметили, как на площади устанавливают широкий дубовый столб, а вокруг него разбрасывают хворост.

Заключённого затащили на каменную возвышенность, где был установлен инструмент казни. Едва Анатас показался на площади, как толпа начала ликовать, предвкушая искры яркого и хрустящего пламени, сопровождающегося мучительными криками и болезненными стонами.

Стража привязывала Анатаса к столбу, в то время как разъярённая толпа жаждала его смерти. Почти каждый в толпе проклинал приговорённого к смерти разными словами: «преисподняя ждёт тебя… отправляйся туда, где этот костёр будет вечным… дьявольское отродие… гореть тебе в аду… СЖЕЧЬ! СЖЕЧЬ! СЖЕЧЬ!».

Это был первый случай казни через сожжение в стенах Цертоса за последние полтора века, и первый за последние два столетия, когда казнят человека, которому были предъявлены обвинения в занятии чёрной магией.

Стоило страже покинуть место казни, как в Анатаса полетели яйца и гнилые помидоры. Крики толпы не угасали:

– Он купил у меня крупу, и заплатил больше, чем она стоила! А мне не нужны сатанинские деньги! – С этими словами бакалейщик бросил несколько почерневших монет, которые потерялись где-то на земле, которая стала красно-жёлтой от расплющенных яиц и помидоров.

На балконе королевской башни за происходящим наблюдал Король Георг и его приближённые.

– А у наших жителей большие запасы продовольствия – с насмешкой произнёс Казначей Корне́лий.

– Это точно – с ещё большим смехом отреагировал Канцлер Клаус. – В этот раз крестьяне особенно щедры. Может в следующем году стоит повысить налоги в казну?

– Я над этим непременно порассуждаю – продолжая смеяться, ответил Корнелий.

В отличие от своих приближённых, лицо Короля оставалось невозмутимым. Он молча наблюдал за тем, как гневно его народ настроен против всякой дьявольщины и богохульников. Во всём этом Георг видел некую преданность граждан чистоте своих религиозных взглядов. В стенах Цертоса казнить колдунов не приходилось уже целых два столетия, и такое событие должно стать показательным и лишний раз укрепить преданность народа вере в Бога.

Тем временем ассистенты палача закончили раскладывать хворост. Его было настолько много, что он едва ли не закрывал колени Анатаса.

Вдруг толпа умолкла. Ветер резко оборвался. Солнце скрылось за облака, и его лучи перестали освещать башни и хижины замка, бросая тень на центральную площадь. Птицы, что радовали глаза жителей Цертоса, начали улетать прочь, поднимаясь всё выше и выше до тех пор, пока совсем не скрылись за высокими стенами замка. Все собаки и кошки, которые были вблизи площади, стали скулить и визжать, убегая как можно дальше от столпотворения.

Анатас медленно приподнимал голову. Из-под чёрного капюшона показался этот тяжёлый взгляд. Его жёлто-зелёные глаза смотрели в толпу. Он задрал голову настолько, что подбородок начал заметно выпирать. В его взгляде читалось презрение и ненависть. В этот момент каждый, кто находился в толпе, смог как следует рассмотреть его лицо. Оно заставляло испытывать дискомфорт внутри. Под кожей всё будто сжималось. Занявшие места впереди начали постепенно пятиться, пытаясь раствориться в глубине толпы. Даже несмотря на то, что Анатас был связан, толпа будто боялась в очередной раз произнести какое-нибудь оскорбление или бросить гнилой помидор, которых имелось ещё в избытке. Взгляд был настолько тяжёлым, что все, кто оказался в самом краю пялющихся зевак, начали медленно, а затем торопливо покидать площадь. Среди них был и кузнец Галлиен, который и доложил королевской страже о том, как некий колдун, что-то покупал у его соседа, а соседка что-то громко говорила о демонах. В эти мгновения Галлиен начинал жалеть о том, что стал доносчиком, и о том, что несмотря на угрозы Маршала, растрепал всему замку о колдуне. Все, кто вместе с ним убегали с площади, прервали мёртвую тишину. Постепенно шум в толпе начинал походить на панику. Но эта паника затухла, когда Анатас начал говорить беспечным, но очень громким тоном:

– Смотрите на меня! И не смейте отводить взгляд!!! Скоро солнце уйдёт за горизонт! И вы вернётесь в свои дома! Ваши дети уснут крепким сном! Мой прах сдует ветер, и вы перестанете бояться! Ваш страх исчезнет… – в его голосе прозвучала жуткая ярость – Но он вернётся!!! Запомните этот день! Пройдёт год, и вы вспомните ту ночь, когда ваши дети спали крепко, и подкова на дверях дарила счастье вашим домам! Страх наполнит ваши души… каждый год… в этот день… в день моей казни!.. вы будете вспоминать меня. Каждый раз, вспоминая меня, вы будете дрожать от страха, потому что через год вы уже не сможете забыть меня! Забыть моё лицо! Забыть эти глаза! Смотрите на них! Запомните этот взгляд! Сегодня вы сожжёте мою плоть и снимите с меня оковы, и я обрету свободу!

– Сжееееееечь!!! – яростно приказал Король с балкона, поднявшись с кресла, упираясь обеими руками о перила.

Палач поднёс пылающий факел и бросил его у ног Анатаса. Хворост стремительно разгорался вокруг колдуна. Его тёмный плащ загорелся, но лицо всё ещё виднелось. Он произнёс последние слова, шепча у себя под носом:

– До встречи… в аду.

Уголки рта Анатаса начали расширяться, и на его лице появилась нездоровая зловещая улыбка. Губы медленно раздвигались, обнажая зубы, на которых всё также присутствовал толстый слой гнилого налёта. Но теперь его зубы выглядели широкими, и между ними не просматривалось никаких щелей. Раскрыв губы и заулыбавшись, раздался громкий и жуткий смех. Страх Анатаса испарился, в то время как страх жителей Цертоса только усиливался по мере того, как жизнь покидала плоть приговорённого к казни.