Игорь Амосов - Борис

Белла смахивает досадливую слезу и от беспокойства, стараясь предупредить последствия, поворачивает рычаг куба на автомат. «Пусть полежит пока,… наверняка, когда эти светила науки пропьются, захотят разобрать паучка на составляющие…» – с этими мыслями, она берет щетку, дабы собрать осколки очередных очков разбитых Килькой. «Этот щегол, очки не надел!» – тут уже из глаз потоком слезы, – «И зачем я их таскаю? Муж попросил!»

Августовское утро полноправно заглядывает в лабораторию, освещает мягкими лучами и куб, и плачущую женщину, что отбросив щетку, подошла к окну глотнуть воздуха. Подошла подумать, что она молода и красива, а жизнь за окном так многогранна. Подошла вспомнить добрачные годы юности и пылкости, что давно уж стерлись в быту и каждодневных хлопотах, а так бы хотелось! А чего бы хотелось женщине, у которой на поверхности, есть все?

Оголтелости, куража, бездумности и безумия, смеха, пикников, поцелуев украдкой и наивной влюбленности,… всего того, чего она лишилась, выйдя замуж.

Но она любит мужа! К тому же, там, на стоянке, припаркована ее новенькая беленькая машинка, на которой она сейчас поедет в шикарно обставленную квартиру, а на выходные, – загородный дом, не менее шикарный, с садом, клумбами, и даже теплицей.

Белла смотрит на циферблат золотых часиков. Восемь утра. Расправляет плечи, отирает лицо, вспоминает хрущевку матери, штопаные колготки, и совсем с другим настроением:

–Все-таки, жизнь удалась!

День трети й

В квартире Марка трезвонит стационарный телефон, а из спальни заливистый храп. Открывается соседняя дверь и шаркая по полу ветхими тапками к тяжеловесному аппарату подходит старушка – мать Марка. Голова ее трясется, а голос дребезжит как старая телега, но в движениях тихая интеллигентность, как и в квартире, что несмотря на лакированную советскую мебель, обставлена со вкусом и чистотой спокойного увядания и достойного смирения с неизбежным, – со старостью.

–Да! Ага! Разбужу и передам! – аккуратно и бережно кладется трубка, снова шарканье, теперь в сторону храпа, а через минуту тихих переговоров, вместо храпа, крик:

–Бегу! Мама, где мои брюки? Ай-яй, носок прохудился! Да ладно, и так сойдет… мама, не надо мне других носок! – чмоканье, дребезжащий голос старушки и вскрик, – Мама, я не буду завтракать, некогда мне… папа тоже не завтракал когда торопился,… перестань меня целовать!

Шорох в прихожей, громкий хлопок входной двери и тишина. Старушка стоит еще некоторое время, жамкает в руках носовой платок, вытирает им слезящиеся глаза и также шаркая, идет в свою комнату, тем же платком на ходу протирая пыль.

А Марк, бегом преодолевает ступени, мчится навстречу похороненному ранее эксперименту, ведь ночевавший в лаборатории Килька, удумавший пьяным глазом разглядеть трупик паучка поближе, разглядел в нем то, что заставило его протрезветь. В членистоногом обнаружилось яйцо. И вот, теперь, Марк бежит к супермаркету, около которого его ждет семья Хворостинских, на авто, дабы забрать, и привезти точно по адресу. Мало ли что!

Все знают, как Марк умеет находить себе проблемы в большом мире, то бишь, на улице, да и живы еще в памяти его последние приключения. Например, в метро, где он покатил в противоположную сторону и после – потерялся. Или в автобусе, где на него напал кондуктор с целью взять оплату проезда, да Марк забыл в этот день и кошелек, и мобильник, и потому за безбилетный проезд его тут же высадили, впоследствии чего он благополучно опять потерялся.

–Яйцо, хм, надо же! – бормочет Марк себе под нос, и будучи уже в машине, и поднимаясь по ступеням в лабораторию, все отстраненно, будто копаясь в воспоминаниях и не обращая внимания ни на Андрея, ни на Беллу, ни на Кильку, что встречает в самом растрепанном виде, и с дрожащими от перепоя и нетерпения руками.

Плачущим тоном Килька просит Беллу предоставить ему очки, а Белла со снисходительной улыбкой выполняет его просьбу.

–Куда бы вы без меня? – но на Беллу ноль внимания. Все внимание на малюсенькое, зеленоватое, абсолютно круглое яичко, что лежит на столе и странно дергается из стороны в сторону, будто маятник.

Килька шепчет:

–Как вы думаете, кто там?

Андрей еще тише:

–Оно вылупляется? – оглядывает собравшихся растерянно и мутно – Что делать-то?

Оживляется Марк:

–Чего это мы? Ведь мы рискуем! Мало ли… в куб его, за стекло надо! – тяжело снует по помещению, ищет чего-то, сам не понимая чего, но поздно.

От яйца откалывается осколок скорлупы и из щели глядит миниатюрная змеиная головка, идеально черная, с крохотным раздвоенным язычком. Копошение, шелест, и упругое тонкое тело выползает наружу.

Тройка ученых, словно под гипнозом, восторг в осанках за непрерваный-таки эксперимент и страх, и боязнь пошевелиться. Не под гипнозом Белла, она заходит сзади, и прозрачной глубокой крышкой, сверху, накрывает подопытного. Змейка не боится и не убегает, только смотрит с любопытством и будто с усмешкой вертикальными узкими зрачками и поднимает голову, будто в попытке встать.

Все выдыхают, гомон, возгласы, рукопожатия:

–Друзья! Коллеги! Я уж думал, все пропало!

–Это все дано свыше! Не случайно все!

–Провидение, черт возьми! И Белла умничка, если бы не она, если бы не подключила автоматический режим…

–Провидение? Наука! Мы молодцы, ну и Белла конечно, не зря я на ней женился… толковая…

Марк скребет седую голову что есть мочи, и в физиономии его обалделой и радость, и опаска, но больше радости, а губы, полные, красные сходятся гармошкой из-за невозможности скрыть улыбку, но как всегда резонно:

–Кто-нибудь снимал?

Мотают в отрицании головами друзья, но для них это уже не так важно, важно лишь, что «шоу» все еще продолжается.

–Один хрен начала нет, так что уж теперь?

–Что дальше?

–Теперь ее в изолятор надо!

Прошли к изолятору.

–Водички бы туда, змеи воду любят…

–Температурный режим, какой?

–Думаю температуру не высокую, с теплым лучом в угол, где можно погреться…

От стола слышится:

–Ой, а где? Убежала змейка!

В лицах ученых такой животный ужас и страдание, что Белле неловко за себя, и вся она такая бесполезная и растяпа, и виновата тоже она.

Бегут искать, бешено вращая глазами и лопоча:

–Главное, дверей не открывать! И окон! Найдется, никуда не денется…

Тихий шепот Беллы как ушат ледяной воды.

–Змейка маленькая, может в любую щель пролезть.

Останавливаются на мгновение и снова суета.

–Надо заткнуть все щели!

–Чем?

Снова Белла, комкает бумагу:

–Быстрее!

–Скорее! Марк! Чего стоишь? Помогай! – заглядывают в углы в поисках предполагаемых щелей, и вдруг звук,… будто взмах крыльев. Застывают, прислушиваются, лихорадочно вглядываются в пространство, пытаясь понять, откуда он.