Игорь Амосов - Борис

Из-под стола тень, трепет и птичий писк. Напряжение электрическое.

–Кто смелый? – бормочет Килька. Но таких нет, да и смелость теперь ни к чему, черное пятно шевелится, и поднимая пыль, летит к окну. Свистит, бьется в стекло, и пролетев над потолком круг, опускается на плечо к Белле. Белла бледнеет, рот ее раскрывается уж закричать, но пятно опускает голову и проводит по белой щеке, ластясь.

Марк обалдело тянет:

–Голубь! Это черный голубь, коллеги…

* * * * * * * *

Спустя час, обпившиеся кофе и разомлевшие после вчерашней попойки ученые, спокойно восседают за столом, косясь на Беллу, что гладит воркующего голубя и цокает ему, призывая к общению.

–Как это понимать, коллеги? – спрашивает Андрей – Мне интересно ваше мнение…

–Мое мнение не изменилось… чудо! – отвечает Килька, глядя поверх очков и шумно прихлебывая из чашки – Эволюция из клетки в птицу, всего за два дня! Кстати, птице нужна клетка…

–Угу,… а вы думаете, процесс завершен?

–По крайней мере, за час ничего не произошло… – говорит Андрей, подозрительно глядя, как Белла сюсюкает голубю – судя по темпу прогресса до этого, за час, птица должна стать самолетом… – он усмехается шутке, и Белла по инерции выдавливает смешок.

–Подождать думаешь? – интересуется Марк, и вздохнув протягивает – Эх, тревожно мне чего-то… не пойму… может, отчитаемся перед сообществом и свернем эксперимент?

–Ха! И чего мы им покажем? Снять не получилось!

–Ты забываешь про авторитет, Андрей,… кстати, сейчас-то хоть камера включена?

–Включена, работает, да поздно,… по моему мнению,… вполне возможно, что процесс завершен,… а одного авторитета мало… тебе ли не знать? Взять хоть и твоего отца…

Соглашаются, кивают.

–Возможно, стоит все повторить, но на камеру… – муж мрачно наблюдает за действиями жены, что тянет ладонь и приглашает птицу перебраться. Голубь крутит черной головой, оценивающе смотрит на Беллу и устраивается на запястье.

–Совсем ручной! – восторженно шепчет Белла. Тянется к птице лицом, губами, получает подобие поцелуя по-птичьи, по позвоночнику ток, поворачивается, чтобы глянуть на собравшихся другими глазами. Видится ей Марк бесформенной перезрелой грушей, Килька дохлым, ноющим червяком, а муж нарциссом и эгоистом. И только этот удивительный голубь и его поцелуй по-настоящему стоят чего-то.

Хворостинский бледен, тени ревности на лице:

–Оставь подопытного в покое! – почти рычит он.

Белла глядит вопросительно, но все же спускает голубя на стеллаж.

Андрей успокаивается, виновато озирается и более покладисто продолжает:

–Кто его знает? Он может быть больным,… укусит,… то есть клюнет,… в общем, подождем! Если эволюция не продолжится, будем изучать птицу на клеточном уровне,… а там, можно будет и по новой, на камеру…

Белла прерывает монолог:

–Вы хотите убить его и разобрать на молекулы?

Андрей хмурится:

–Конечно, но тебя это мало касается… наша задача, вытащить из него все, что он может дать науке, а не придаваться сантиментам!

Белла сдавливает рот в полоску, энергично хватает птицу, глядит на мужа, на голубя и решительно заявляет:

–Не позволю! Он живой!

Блестящие черные глаза-бусины голубя смотрят с благодарностью, а вот карие бусины Хворостинского, с яростью. Он так же решительно встает, и пытается вырвать птицу из рук жены. На мгновение между ними завязывается борьба, вследствии которой птица высвобождается и хаотично порхает над головами борящихся. Белла сдается, тяжело дыша, наблюдает за полетом.

Хворостинский цедит:

–Кто ты такая, чтобы мешать ученым, делать свою работу?

Кровь отливает от лица его супруги:

–Ах ты так? – подскакивает к окну, распахивает его настежь – Лети! – нервно кричит голубю – улетай от этих,… этих,… садистов!

С улицы все-то же чириканье, и шум автострады, тянет жарой и далекими грозами, только вот голубь и не думает улетать. Наоборот, он устраивается поудобнее на стеллаже и с интересом смотрит на действия четы, низко и приятно воркуя.

–Вы чего? – ошарашено вопрошает Килька – Что на вас нашло?

Хворостинский невидящим взглядом оглядывает помещение, потом свою жену, вздыхает, треплет уложенные волосы и бормочет:

–Не знаю,… вероятно с похмелья… Белла, домой!

Закрываются створки окна, Белла подходит к голубю, прощаясь, ласково треплет его голову, проводит по блестящей спинке, и любовно щекочет шею.

–Пошли! – властно торопит Андрей – Марк, ты едешь?

–И меня подбросьте! – просится Килька, подходя к подопытному – Удивительно красивый голубь! – протягивает руку, трогает, дергается словно обжегшись. Осматривает свою фигуру, одежду, вдруг выправляет плечи, приосанивается, и мутно глядит на птицу – Удивительно красивый…

* * * * * * * *

Едут молча. Белла бледная и с лихорадочным румянцем, – за рулем. Андрей, ерзающий, и вся палитра чувств от сожаления, до уязвленного самолюбия на лице. Марк погружен в себя, а Килька с закрытыми глазами и откинувшись на подголовник. Килька и выходит первым. Прощается, не глядя ни на кого, стеснительно откашливается и обращается к Белле:

–Как ты считаешь, может мне попробовать носить контактные линзы? А то очки… как-то поднадоели,… бьются то и дело…

Белла не поворачиваясь, жмет плечами, Андрей фыркает, и машина трогается.

Марка довозят до подъезда.

–Маме, привет! – в шуточной форме говорит Андрей, но получается раздраженно и не к месту.

Марк, будто додумавшись до чего-то, будто вспомнив, задает вопрос:

–Голубь, голубем, но почему такой черный? Не белый, не сизый, а черный? Как ворон? Не связано ли это с тем, что произошел он все-таки от отрицательной частицы? И ваше поведение, опять же, никогда не видел вас такими… – он вылезает, кряхтя, на секунду впускает шум двора и смех детей на площадке, хлопает за ним дверь, и звуки улицы сменяет тишина.

Опять молчание. Хворостинский прерывает его первым:

–Обиделась?

Белла молчит. Андрей поправляет рукав рубашки:

–Помялась,… погладишь?

Молчание.

–Ну вот, чего ты влезла? Сдался тебе этот голубь? Сколько мы мышей замучили, беленьких и няшных, и ничего! А тут, – живой, видишь ли…

Белла резко поворачивается, и муж не узнает жены, столько жара во взгляде:

–Не смей его трогать! – говорит глухо, с придыханием и твердо как гранит.

Хворостинский задыхается, щурится и чеканя каждую букву произносит фразу, что впоследствии, для Беллы станет поводом к совершению непоправимого:

–Ты, девочка, вероятно забыла, кто ты, и откуда? И что полномочия у тебя здесь примитивные, – принеси, подай, пошла на хрен не мешай! И потому,… пошла на хрен, не мешай, мой тебе ответ!

Белла пунцовая, вдавливает педаль газа с такой силой, что визжат ремни, и автомобиль резко срывается с места, оставляя позади себя облако пыли, жаркий галдящий двор, и спугнув голубей с дороги. И сизых голубей, и белых, и рябых, и даже черных. Но не настолько. Черных как вороны нет.