Кристина Генри - Потерянный мальчишка. Подлинная история капитана Крюка

Глаза Питера потемнели и налились кровью, но у меня плечо промокло от беззвучных слез Чарли.

После этого странного перерыва мальчишки почувствовали себя бодрыми и захотели побегать, так что Питер решил, что нам стоит немедленно отправляться к пиратскому лагерю, хотя солнце уже садилось. Как обычно, мои возражения были отметены.

– Солнце еще какое-то время не сядет, – сказал Питер. – И вообще мальчишки уже ушли.

Так оно и было. Как только Питер дал разрешение идти, все мальчишки собрали припасы и свое оружие (следуя указаниям Кивка и Тумана, которые всегда были готовы покомандовать новенькими). А потом близнецы с криками и улюлюканьем бросились в лес, и большинство последовало за ними, хоть и не все скопом. Щеки у Дела были не такими бледными, как обычно, и я видел, что он все еще гордится тем, что победил Щипка за обедом.

Может, он и выживет. Может, не будет медленно умирать, кашляя кровью. Может быть.

Ушли все, кроме Щипка, который все еще валялся без чувств там, где я его оставил, а еще Питера, Чарли и меня. Чарли вцепился одной рукой в полу моей куртки, а большой палец второй руки так и держал во рту.

Питер посмотрел на малыша с отвращением – хотя после рассказанной им истории вряд ли можно было ожидать, что Чарли радостно побежит следом за остальными.

– Пойди и пни Щипка, – велел Питер Чарли. – Если он не встанет, ему придется оставаться здесь одному, пока мы будем грабить пиратов.

Чарли посмотрел на меня, что, как я заметил, страшно не понравилось Питеру. Он привык, чтобы его желания исполнялись безоговорочно.

– Я сам это сделаю, – сказал я.

Мне совершенно не хотелось, чтобы очнувшийся Щипок замахал руками и ударил Чарли – хоть я был почти уверен, что именно этого Питер и добивался.

– Я не стану за ним присматривать, пока ты это делаешь, – заявил Питер, как будто Чарли рядом не было.

– Ничего, – ответил я. – Идем со мной, Чарли.

Питер нахмурился: ему явно хотелось совсем не этого.

– Иди с остальными, – сказал я Питеру, и тот гневно нахмурился: я не только защитил Чарли от возможной опасности, но и только что отдал распоряжение Питеру, словно он был одним из остальных мальчишек.

Словно он был обычным.

А Питер совершенно не хотел быть обычным.

– Пока не пойду, – бросил мне Питер.

– Ну, как хочешь, – ответил я и повернулся, скрывая улыбку.

Чарли продолжал цепляться за мою одежду, но когда мы подошли к Щипку, он дернул меня за полу. Я посмотрел на него, а он замотал головой.

– Не хочешь подходить к Щипку ближе?

Чарли вытащил палец изо рта:

– Я его боюсь.

– Хочешь вернуться к Питеру?

Чарли опять помотал головой, но на этот раз никаких объяснений не дал. Я догадывался, что рассказанная Питером история с «привидениями» заставила его образ немного потускнеть.

– Тогда просто побудь здесь, ладно? Я просто подойду пнуть Щипка, и сразу к тебе вернусь.

Чарли замотал головой, и его голубые глаза расширились от страха и тех чувств, которые у него не получалось облечь в слова, но я видел, как там плавает история про потерявшегося утенка.

– Я обещаю вернуться, – сказал я. – Я просто не хочу, чтобы тебе досталось, если Щипок проснется злой, как медведь, понимаешь? И ты все это время будешь меня видеть.

Чарли прокрутил мои слова у себя в голове и, наконец, кивнул и отпустил мою куртку. Освободившейся рукой он вцепился в полу своей рубашки, а большой палец второй опять сунул в рот.

Питер стоял у костра, где мы его оставили – и, хмуря брови, наблюдал за нами.

Какие бы сложности, по мнению Питера, ни мог нам устроить Чарли, я считал, что это просто пустяк по сравнению с теми проблемами, которые обязательно устроит нам Щипок. Такой уж он был мальчишка – из тех, кто постоянно колотит других, отнимает у них еду и вообще нарушает спокойствие. Не то чтобы рядом с дюжиной с лишком мальчишек вообще было особо спокойно, однако их возня обычно была дружеской.

Я видел, с какими глазами Щипок кинулся на Дела за обедом. В них была поросячья подлость, жестокость, которой не должно быть места в нашем отряде мальчишек… По крайней мере, так считал я, хотя Питер явно был иного мнения, иначе он его не выбрал бы.

Значит, во время последнего набора Питер сделал сразу две ошибки: Чарли и Щипок. Я знал, что именно он рассчитывал получить, взяв Чарли: славную игрушечку, которой можно забавляться. Но мне было непонятно, что он хотел получить от Щипка.

Все это крутилось у меня в голове, когда я остановился над лежащим ничком мальчишкой, и потому я не стал делать того, что мог бы сделать с другими – не тряс его, не переворачивал, чтобы упавшее на лицо солнце заставило его открыть глаза. Нет, я сделал именно то, что Питер велел делать Чарли: я его пнул.

Я сильно пнул его в ребра, и если у него ни одна кость не треснула, то не потому, что я не старался.

Щипок с криком перевернулся и встал на колени. Лицо его было измазано грязью и золой из костра, глаза покраснели от попавших в них углей. Он не сразу понял, где находится, что случилось и что я здесь делаю. Когда он все-таки встал – с немалым трудом – то прижал ладонь к голове, словно она все еще гудела от моего прошлого удара.

Но это не помешало ему сжать кулаки в явном приглашении.

Утром мне не хотелось с ним драться, и потому я отправил его с Кивком и Туманом. А вот сейчас мне драться хотелось. Это желание копилось во мне весь день.

Сначала тот сон, упрямое требование Питера отправиться в набег, который, скорее всего, убьет половину мальчишек, потом нападки Щипка на Дела и эта трижды проклятая история про утенка, которую Питер рассказал, чтобы напугать Чарли до полусмерти. Я сдерживался, чтобы не тревожить малыша, таскавшегося за мной – но теперь Щипок предоставил мне шанс задать ему хорошую трепку, и я намерен был этим воспользоваться.

Это было не честно, на самом-то деле. Щипок был примерно одного со мной роста, а весил он больше, чем я, но он все еще не опомнился после прошлого раза. Мы были не на равных.

Мне было наплевать, на равных мы или нет. Мне просто надо было выбить из кого-нибудь дурь.

Так что Щипок поднял кулаки, а я улыбнулся. И когда я улыбнулся, он чуть опустил кулаки и спросил:

– Чего это ты улыбаешься?

И не успел он понять, чего я улыбаюсь, как нос у него был сломан.

А потом скула – я слышал, как она треснула, – а потом я ударил его ногой в живот, и он отшатнулся, выблевывая кишки.

Я бы не остановился. Я мог бы не остановиться. Красный туман растекся по моим жилам, и мне хотелось вывернуть ему веки и выдавить глаза. Мне хотелось завалить Щипка окончательно.