Дмитрий Венгер - Перекрёстки, духи и руны

Вскоре он привык к огню, открыв для себя новое чувство привязанности, и когда в первый раз свеча, догорев погасла, побежал искать её, принюхиваясь к запаху, оставшемуся после неё, он увидел, женщину, которую знал, когда-то, но не мог вспомнить имени. Затем свеча возникала вновь, уже в другом месте, это повторялось много раз вызвав у него привычку, ждать этой свечи сидя во мраке колышущегося тумана, в забвении снов, которые видят мёртвые. Прислушиваясь к шёпоту, исходящему из свечи, он стал узнавать голос, каждый раз, поднимаясь на новую ступень лестницы, что существовала внутри пламени этой свечи, живым плетением солнечных лучей. Поднявшись достаточно высоко, он наконец узнал голос, голос матери, которая молилась за него, до сих пор веря, что её сын обязательно вернётся, что он где-то там, выполняет важное задание своей страны, именно это она говорила всем, а окружающие кивали головами, оставаясь каждый при своём мнении. Осознав, как существовал, последнее время, и повторно вспомнив всё, он обогатился внутренне, увидев, как изменилось очертание его тела, вокруг которого возникла белая дымка света, да и окружающий мир стремительно менял внешность с непроглядного мрака, на сумеречное одеяние, вечного бело-серого неба. Его отношение к вере всегда было весьма прохладным вот и в этот раз его привлекла не вера, а желание увидеться с матерью, о которой теперь он думал неустанно, ведь она была, пожалуй, самой главной ценительницей его жизни. В его сознании далёкими пушистыми облаками, плыли воспоминания о матери и детстве. Он вспомнил как когда-то, когда он был маленьким, он заблудился в лесу, и устроившись под замшелым деревом долго плакал, пока не услышал голос матери, которая звала его и как он побежал к ней на её голос, с криком: -«Мама!» Вспомнил её улыбку и грустные глаза, которые смотрели на него, и видели в нём отца, не вернувшегося с войны. Поцеловать, прикоснуться бы к серебряной пряди её волос, ощутить зеленную неистребимую надёжность жизни, чувствуя за своей спиной мать, словно родную землю, на которой он вырос, его Францию. Простившись с ней тогда у родного порога, он никогда больше не видел её, он желал снова постучать в дверь и сказать: -«Я вернулся мама!» И хотя он знал, что она его не услышит и не увидит, пусть так, но она обязательно почувствует, что он рядом и сидит за столом, как прежде наблюдая как она печёт свои пироги. Он знал, и то, что она все эти годы плохо спала, тревожась не попал ли её мальчик в беду и существовала в вечности этих беспокойных мыслей. Внезапно он остановился, став болью, чистой болью, его душа трепетала и вибрировала, огненный всплеск разрушенной солнечной лестницы, на которой он видел мать, пронёсся сквозь него и от его неистового крика, зашелестела за скорбела вместе с ним эта суровая серо-белая масса призрачного сумрака, в которой живут все мёртвые. Его душа болела и ныла, распадаясь на части от отчаяния. Жить с мысленным зовом матери в душе, желая добежать до неё и преклонить колени, и вдруг так и не добежав осознать, что тебя больше никто не зовёт, что нет больше этих колен, в которые ты раньше ребёнком тыкался носом протягивая руки. Он понял, что стоит на кладбище, возле её могилы, с простеньким серым надгробием, настолько серым и скромным, что оно вряд ли понравилось ей, да и ему будь он жив тоже. Он сел рядом и заплакал, как иногда плачут призраки, души не способные найти покой.

«Какое это красивое слово Мама» – думал он, чувствуя холод могильного камня. Возвращаться уже некуда, там в его доме живут уже другие люди и ему там нет места. Пройдут века, но материнское окно маленького деревянного домика, будет с ним всегда. Просидев так, тихо, отстранено уставившись в мутный вечно серый горизонт неба, несколько недель, возможно и месяцев, он не заметил, как в один из таких промозглых дней к нему подошёл старик и сел рядом.

– Давно сидишь? – то ли спросил, то ли подтвердил, очевидное тот. Адриан молча кивнул, не глядя на старика, однако спустя минуту все же повернул голову, он слишком давно не слышал человеческой речи, будучи оторванным от других яростью и отчаянием. Старик выглядел настолько чудно, что Адриан вышел из своего мрачного оцепенения, внимание привлекло не то, что старик не человек, а то, что своей внешностью, он как будто сошёл, с игральных карт начала девятнадцатого века 41 41 Изначально фигурки на картах изображались в полный рост и только после 1830-го года для удобства игры изображения стали симметричными. Одна из гипотез происхождения французской версии карт, в том виде очень близком к современному, гласит, что придумал её некто Жакмен Грингоннер – шут французского короля Карла VI Безумного. Король страдал душевным расстройством, а потому пребывал в печали и унынии. Чтобы как-то развлечь своего господина, шут занимал его разными карточными играми, которые тоже придумывал сам. именно благодаря ему, современная колода из 54-х карт называется французской. . Красный жилет с меховой окантовкой из кроличьего меха, снизу виднелась белая рубаха с высоким воротником, на которой были изображены карты разного достоинства, рубаха была заправлена в белые штаны на шести медных пуговицах, а штаны в свою очередь заправлены в чёрные ботфорты. Лицо старика, было не естественным, плоским как изображение на картах, только глаза ярко зеленные, как два фонаря, посреди предрассветного тумана, говорили о кишащей внутри него жизни.

–Кто ты? – спросил Адриан, с интересом изучая причудливую одежду старика.

–Я Миро. А, ты? – спросил старик, чей хитрый и ироничный взгляд, блуждал по Адриану, его явно забавляло возникшее знакомство.

–Я Адриан! Так кто ты? Ты же не человек?

–Можно подумать ты человек, – также с иронией ответил ему старик, нисколько не обидевшись. Я дух, в том смысле, в котором нас воспринимают люди.

–И чем ты промышляешь? В смысле, что делаешь, как…, – Адриан запнулся, слово живёшь, явно утратило своё значение, как для него, так и для его собеседника.

-Говорю, что было, что будет, что происходит сейчас, – улыбнулся старик. Служу, своей хозяйке, она хорошая, понимает нас духов. Я вон оттуда, – добавил он, указав на холмистую часть леса, справа от кладбища. Там сейчас стоит наш цыганский табор!

Адриан все ещё ничего не понимая, на всякий случай кивнул головой. -Ты говоришь нас?

–Ну да. Вон и Мириам гуляет с Антоном. Адриан посмотрел в ту сторону, где ещё минуту назад был просто туман, теперь зеленел луг, по которому шла высокая, статная женщина в длинном белом платье и в чёрном жакете, тёмные волосы были убраны «узлом Аполлона 42 42 Узел Аполлона – волосы заплетались в косички и укладывались на макушке в высокую «корзинку», для устойчивости использовался проволочный каркас. », что лишь подчёркивало статность и женственность женщины, рядом бежал и кувыркался парень лет пятнадцати или даже тринадцати, в простой крестьянской рубахе и штанах, не особо заботясь о своём внешнем виде и том впечатлении, которое он может оказать на окружающих.