Джозеф Финк - Исчезающий город

На другой листовке красовалась фотография велосипеда: «Вы видели этот велосипед? Он никогда не существовал в этой вселенной и в этом временно́м измерении. Если вы видели этот велосипед, пожалуйста, немедленно свяжитесь со мной. Мне нужно вернуться домой». Ни имя, ни контактная информация не были указаны.

Ниланджана снова услышала голос Дэррила. Он разговаривал с другим завсегдатаем кафе, делая круговые движения поднятым кулаком, а потом протянул ему небольшую брошюру. Все это время он со значением улыбался. Его собеседник улыбался безо всякого значения. Люди рядом с ним сказали: «Прекрати», – а потом зажали уши руками и стали качать головами, пока Дэррил не перестал говорить и не отошел.

Он подходил ко многим в кафе, каждый раз спрашивая: «А вы знаете об Улыбающемся Боге?» – и вертя кулаком. Один из посетителей ответил ему тем же жестом. Они посмотрели друг другу в глаза, десять секунд вместе потянули одну тихую ноту, после чего разошлись и вели себя так, словно вообще никогда не встречались. Дэррил взглянул на часы и завел разговор с очередным незнакомцем.

Часы напомнили Ниланджане, откуда она знает Дэррила. Примерно два года назад она со своей коллегой-ученой Конни проводила исследование времени, изучая настенные и наручные часы, купленные в различных магазинах города. Дэррил работал в одном из таких магазинов («Следи за своим временем»).

Тогда он не согласился с ней, что время – странное понятие. Она пыталась изложить ему научную точку зрения, показывая схемы и цифровые модели, демонстрировавшие, что каждая единица времени остается неизменной и почти везде в мире время для людей движется вперед, хотя в Найт-Вэйле оно постоянно меняется: иногда минуты отсчитываются назад или скачут вперед, двигаясь для разных людей по-разному, так что некоторые в течение нескольких веков остаются девятнадцатилетними, совершенно не старея. Ниланджана с Конни изучили несколько подобных крайностей, однако Дэррил оставался невосприимчив к логическим доводам. Он верил в то, что представлялось ему единственно верным, а именно, что время абсолютно нормально.

Ниланджана вернулась к своим заметкам и плану действий по изучению грохота в пустыне, одновременно продолжая прокручивать в голове те утомительные разговоры о времени. Забывшись, она потянулась за заметками, задела кружку с кофе и тихонько взвизгнула.

Люди в кофейне посмотрели на Ниланджану. Она прожила в этом городе четыре года. Или казалось, что четыре. Время, как бы Дэррил ни настаивал, текло здесь странно, так что она понятия не имела, как давно она сюда приехала.

– Чужачка! – крикнул кто-то. Другой посетитель последовал его примеру. На нее показывали пальцами. Раздался еще один крик:

– Чужачка!

Дальше этого скандал не разгорелся. Было утро буднего дня. Люди думали о работе и много о чем еще. Им вовсе не хотелось превращаться в разгоряченную толпу. Кроме того, некоторые из присутствующих знали Ниланджану. Она много раз заходила в «Остроконечный молоток». За все те годы, что она прожила в Найт-Вэйле, они не могли не заметить ее.

И все же, хоть они ее и узнали, они показывали на нее пальцами и кричали. Она приехала в этот город по той же причине, что и все остальные ученые: потому что он был самым интересным местом в Америке с научной точки зрения. И в этом отношении он ее не разочаровал. Но в нем еще присутствовало истинное ощущение соседства. Люди чувствовали себя здесь своими, любили друг друга и знали своих соседей. И именно поэтому она считала, что не до конца их понимает. Даже спустя четыре года она ловила себя на том, что ее приводят в замешательство простые вещи, которые коренные обитатели города принимали как должное.

– Но почему объявлены вне закона письменные принадлежности? – спрашивала она.

И Мишель из «Дарк оул рекордз», или Фрэнсис Дональдсон, владелица Антикварного пассажа, или любой другой, с кем она в тот момент разговаривала, посмотрев на нее с иронией и удивлением, отвечал:

– Потому что они незаконны.

Затем Ниланджана спрашивала, почему все дорожные указатели заменили усталыми городскими служащими, регулировавшими движение взмахами семафорных флажков, а ее собеседник или собеседница вздыхали и говорили:

– А почему небо голубое? А почему луна ненастоящая? А почему то и это?

Или же показывали на нее пальцами и начинали нараспев выводить:

– Чу-жач-ка!

Она спросила об этом Карлоса:

– Вы ведь тоже не отсюда. Вас, наверное, все время обзывают «чужаком». Что люди под этим подразумевают?

Карлос ответил, что его почти перестали обзывать «чужаком», когда он начал встречаться с Сесилом, а как только они поженились, подобные выкрики и вовсе прекратились.

– Думаю, я наконец-то стал одним из них, – небрежно заключил он, и его слова отдались в груди Ниланджаны жгучей завистью.

Затем он пояснил, что слово «чужак» являлось у местных жителей своего рода выражением дружеского расположения. Он как-то чихнул в кафе-мороженом, и ему со всех сторон с десяток раз крикнули «Чужак!», после чего небольшая толпа подняла его на руки и понесла по улицам. Он пришел в ужас, однако вскоре они устали и через несколько кварталов опустили его на землю.

Карлос сказал ей, что у жителей Найт-Вэйла это было эквивалентом фразы «будьте здоровы».

– Вы из-за этого не переживайте. Уверен, что вы довольно скоро тут пообвыкнете.

– Но ведь прошло четыре года! – возразила она.

Карлос оставил то, чем занимался, и добрым взглядом посмотрел на нее поверх очков.

– Может, дело не в том, чтобы они вас приняли. Возможно, это вам нужно сперва принять их.

Она их приняла. Иначе зачем бы она приехала сюда их изучать? Но если уж быть честной с самой собой, сумбурные странности города, где любое объяснение, данное любому необычному явлению, тотчас же опрокидывалось другим необычным событием, бросали вызов ее стремлению к стройности и упорядоченности.

– По-моему, я их приняла, – ответила она. – Однако тут все странно, верно?

Карлос мрачно кивнул.

– Тут все более чем странно, – произнес он, возвращаясь к работе.

Ниланджана была рада, что Карлос настроен так оптимистично. Ему, наверное, легче, подумала она, потому что мужчин не так сильно, как женщин, пугают окрики на улице. К тому же у него был муж, а прочность отношений способна заставить человека почувствовать себя как дома, потому что ему есть на кого опереться. Карлос может пережить неудачнейший день, но потом он вернется домой к Сесилу, где, по крайней мере, его кто-то выслушает, когда он скажет:

– Знаешь, у меня дела совсем ни к черту. Может, послушаешь, что стряслось?

Это кое-чего да стоит, подумала Ниланджана. У нее самой в городе не было даже близкой подруги. Они с Конни прекрасно ладили, когда работали вместе, но Конни тоже была не из этих мест, к тому же чуть позже она исчезла во время расследования жутких происшествий, связанных с пластиковыми фламинго. С тех пор Ниланджана не очень-то заговаривала с людьми за пределами лаборатории. И неудивительно, что люди показывали на нее пальцами и кричали: