Арман Цыбульский - Цыганка во тьме

Парень выскользнул из потока людей и оказался в абсолютно опустевшем помещении. Все голоса и панические крики уже слышались где-то снизу, за поворотами галерей. Не торопясь, он вошел в опустевший магазин. Тамара посмотрела на него, с удивлением и радостью. Она вдруг забыла про страх и ей стало стыдно, что она сидит на коленях. Девушка поднялась и поспешно отряхнулась:

– А что произошло-то?

– Да вроде взорвалось что-то…

– Ой, а люди-то не пострадали?

– Не знаю, может быть, сильно тряхнуло. Я увидел тебя и…

Сомнения в том, что взрыв больше не повторится, оплели его, ввинтились внутрь. Вновь стало страшно. Парень заволновался, подбежал к Тамаре схватил её за руку и потянул к выходу:

– Нужно уходить отсюда, может снова рвануть!

– Не рванёт больше… – уверенно откликнулась Тамара.

Молодой человек удивлённо остановился. Ему показалось, что она почувствовала его изнутри. Её ладонь словно источалась каким-то очень близким теплом. Оно, тепло, словно сливалось с его собственным. Ладонь Тамары не была горячей, не казалась холодной, не была влажной или чёрствой. Их ладони, словно превратились в продолжение рук друг друга. Парень, склонный к самоанализу, отметил сходство температур ладоней и ему показалась смешной мысль выбирать себе девушку таким образом. Он не сдержался и усмехнулся.

– Ты чего?

– Да ничего… – отмахнулся он. – А ты не занята? Может, сходим в ресторан, покушаем?

Эти события со стороны не кажутся какими-то особенно удивительными – совпадения часто играют существенную роль в судьбах людей, но для Тамары и Вани – это был божий промысел.

5

Кто-то открыл Тётке дверь такси и помог сесть, чтобы та не упала. Под ногами было скользко и мокро, а холодный, ещё зимний, ветер задувал за воротник откуда-то снаружи, где-то совсем далеко, извне, настолько далеко, что даже не причинял беспокойства.

– Доедешь до дома? Доедешь? – прорывался чей-то женский голос через темноту ночи и через пьяный туман в голове к слабо брезжащей искре сознания.

– Да, доеду, дочушь! Доеду! – словно кто-то за неё отвечал её же скрипучим голосом.

Дверца автомобиля захлопнулась. Видимо, чересчур сильно, потому что водитель недовольно что-то пробубнил.

– Ой, да успокойся ты, вихор (Вихор цыг . – оскорбительное.)! Давай, езжай! Октябрьская, 13! – Она привычно назвала адрес и, похоже, заснула, потому что очнулась от голоса водителя:

– Приехали! – короткая отключка пошла на пользу Тётке, и она слегка протрезвела.

– Ага… ага… Выхожу. Сколько я тебе должна, сынок? – Обращаясь к кому-то «сынок» или «дочка» в голосе Тётки не звучало мягкости, такое у неё выработалось уникальное свойство – ледяным тоном применять тёплые слова. Бездушно, бессмысленно. Впрочем, как и оскорбительные. Ни на те, ни на другие никто из знающих её людей уже не обращал внимания. Они словно служили ей для связки слов.

– Ничего не должна, заплатили уже… – ответил таксист, горя желанием побыстрее избавиться от своей клиентки.

Тётка, пошатываясь, вылезла из машины, захлопнула дверь, после чего та быстро тронулась с места. Тётка подняла голову и увидела перед собой стену забора, возвышавшуюся на три метра. Лишь раскрытая на распашку ржавая железная калитка, покосившаяся на бок, зловеще приглашала, нет, даже манила заглянуть за стену забора с выцветшей табличкой «Октябрьская улица, 13».

Тётка, вдруг опомнившись, дернулась за машиной, маша руками и крича ей вслед:

– Стой! Стой! Рупуч! Ты куда меня привёз! Будь ты проклят, недоделанный! – но, понимая, что такси уже на расстоянии, где водитель её не увидит и не услышит, остановилась на месте, глядя ему вдогонку и посыпая скрипучими проклятиями. За её спиной так же хрипло засмеялись потревоженные вороны: «Ха, ха, ха-ар!».

От безысходности Тётка побрела внутрь. За забором, облитый светом луны, стоял величественный дом с массивными колоннами при входе. Огонь в его окнах не горел, да и окна все были выбиты, двери на входе не было, краска на фасаде местами отлетела вместе со штукатуркой. Справа в одной из стен зияла тёмная дыра, подпираемая обсыпавшимися кирпичами. Тётка остановилась перед домом, взглянула на него.

– Ну и что мне тут делать посреди ночи? – с отчаянием в голосе пробубнила она себе под нос, направляясь ко входу в дом. Когда-то, наверное, это место выглядело особенно шикарно. Октябрьская улица была украшена домом номер 13 в самом её конце, словно диадемой на голове молодой красавицы. Многолетние тополя, высаженные вдоль улицы, обрамляли платье этой красавицы кружевами зелёных, пышных крон. За ними виднелись аккуратные ряды многоквартирных домов, во дворах которых был слышен звонкий детский смех. Там же с местными детьми играли в догонялки, прятки, жмурки и другие подвижные игры сыновья Тётки.

Сейчас Октябрьская улица была больше похожа на скелет со съехавшей на бок, помутневшей диадемой, прогнившими фрагментами платья в виде голых ветвей, торчащих из земли тополей и серого с чёрными пятнами, подтаявшего снега вдоль дороги. Ближайшая к дому 13 многоэтажка была наполовину разрушена от прямого попадания снаряда Правительственных Войск (а по слухам самого Ополчения, пытающегося дискредитировать военных). Другие дома, как улыбка бомжа, через зуб зияющая чёрными дырками, изрыгали зловонный запах из выбитых окон. И только злобные насмешки ворон с крыш заброшенных зданий заставляли сжиматься сердце от понимания того, что скелет этот ещё будто бы жив и в любой момент может подняться из могилы.

Старая цыганка обречённо вошла в дом, от входа повернула налево и прошла через прихожую в кухню. Луна светила сквозь разбитые стёкла. Пахло сыростью и гниющим деревом. Тётка подошла к прогнившим шкафчикам некогда кухонного гарнитура и сунула руку в один из них. Для этого ей пришлось встать на колени, так как руку просунула она чуть ли не по самое плечо. Что-то нащупав, издала довольный хмык и вытащила оттуда рюмку и бутылку с остатками водки.

– Не нашли… – довольным голосом произнесла она.

С рюмкой и бутылкой цыганка подошла к столу у разбитого окна, подвинула валяющийся ящик одного из кухонных шкафчиков и села на него. Около уха в темноте послышалось жужжание мухи. Она налила в грязную рюмку водки. Выпила. Скорчившись, уткнулась носом себе в рукав.

– Охо-хо! Какая ядрённая! – Тётка на мгновение замерла и снова взялась за бутылку. В бледном свете Луны она увидела ползающую по столу муху. Старая цыганка решила, что это и была та муха, которая жужжала чуть раньше, но снова услышала жужжание в стороне. «Несколько? Откуда мухи?» – удивилась Тётка. – «Март на улице! Какие мухи?».

За спиной, в глубине дома, из зала, цыганка услышала тяжёлые шаги. Рука её вместе с бутылкой зависла на миг над стопкой, но продолжила своё дело: плеснула в рюмку новую порцию. Жужжание мух усиливалось, очевидно, что их в тёмной комнате становилось больше. А ещё через мгновение они просто гудели, раскатисто поглощая темноту. Тётка подняла рюмку, выпила и швырнула её за спину. Она не боялась умереть, но от страха стало щекотно внутри. Тётка развернулась. В арке, соединявшей кухню с залом, застыла тень. Это был силуэт полного мужчины. Безликий, тёмный, но объёмный облик складывали слетающиеся со всех сторон мухи.