Николай Зуев - Мишень

В тот день была гроза, и муж вернулся пораньше. Она знала, что в силу погодных условий задерживаться на работе он не будет – труд на улице имеет свой характер – и будет с минуты на минуту. Крис ждала. Собиралась поделиться радостью очередных хоть и совсем маленьких побед уже сложившегося писателя, хотела увидеть любимого, располагала желанием вцепиться в объятия Тимура и заняться с ним любовью. Но в этот раз муж не просто обделил её тем, чем радовал практически с самого первого дня их знакомства, он… был другим.

Она хорошо запомнила этот день, как и остальные в сложном подсчёте ушедших дней. Тим взял её силой, взял молча, без слов, без ласки, без любви. Это был не тот мужчина, за которого она вышла замуж. Это был монстр во плоти, лишённый чувств, эмоций и, опять-таки, любви. Поначалу Кристина и не поняла, что в миг изменилось всё и стало совершенно другим. Даже когда муж набросился на неё с порога и небрежно швырнул на пол, обнажая женское тело рывками и стискивая рвущуюся одежду, ей показалось это вполне забавным и чем-то новым. Её не напугало и то, что подобное поведение совсем ему не присуще. И только когда она ощутила боль и попыталась вырваться, осознание того что её Тимур уже не тот камнем опрокинулось на голову. Удар последовал незамедлительно, потом ещё и ещё, затем жгучая опоясывающая тело боль и темнота. Крис хорошо запомнила его лицо: грязное неумытое сырое, наполненное ненавистью и безумием. Для неё Тим навсегда умер тогда.

В тот день, в первый раз, пришла та, чьё имя до сих пор освещает уголки потухшего разума. Страшно признаться, но «полая подружайка» выручила девушку, утянув за собой в темноту, где нет ни страха, ни боли, а только разочарование. Они познакомились внезапно и стали «лучшими друзьями» – нарочно не придумаешь.

Но всю боль от произошедшего девушка испытала потом, когда здравый смысл ринулся бороться с самим собой в жутких сомнениях правды; когда её настоящий муж, тот самый Тимур, проснувшись, вдруг, неожиданно воскрес; когда она прочитала в его глазах растерянность и ужас; когда мир снова повернулся к ней лицом; когда пустота, как крыса, спряталась за спиной в ожидании новых встреч. Было одиноко и страшно.

И это всё ерунда, потому что мама говорила, что Тина сильная и терпеливая девочка, потому что Тина всё сможет.

Она запомнила тот день также хорошо, как и понимала, что вскоре наступит и этот. Счастливый?! Может быть отчасти, да. Вот только эта дрянная лужа ну никак не оставляет её в покое. Кристина опустила голову, просмотрела картинки с изображением линолеума, затем ног, потом её взор упал на жидкость, которой пропитались её домашние шорты. Что это? Кровь? Очень может быть. Правда, для крови цвет чрезвычайно неподходящий. Девушка вспомнила, кровь не обязательно может иметь красный цвет, поскольку состоит не только из красных кровяных телец, а ещё из кучи других частиц. И что всё это могло значить? Совсем ничего, кроме, может быть, наличия особого такого места на теле, повредив которое вытечет именно эти частицы, а не другие: ну, там лимфа, плазма и прочая ерунда. Такое возможно? Почему бы и нет. Возможно, ещё как, и это не бред сивой кобылы. Эта штука вполне могла выйти оттуда, откуда берутся дети, и ничто бы ей не помешало, во всяком случае, сегодня – уж точно.

В объятиях собственных раздумий, её вновь зашвырнуло в беспамятство, но уже через какую-то жалкую минуту рассудок вскарабкался на вершину, взял вверх и прогнал полутьму, разделив законное место с ухмыляющейся «полой бестией». Тина решила пошевелить пальцами, и у неё получилось, правда, на мгновение женщине показалось, что это вовсе не её пальцы. Тогда чьи же? Что ты несёшь, дорогая? Феи двигают твоим телом, а ты ни черта не можешь.

Забавно разговаривать с самой собой про себя. В присутствии своих вещей, которые и пальцем не пошевелили, чтобы помочь встать. А тебе удалось поковырять пальцами пол, дорогуша! И ты, как сказала бы мама, умница дочка! Терпи и вставай уже.

Кристина подняла онемевшую руку, в воздухе нарисовала вокруг лампы ободок, представив, что подобный предмет смотрелся бы совсем неплохо на потолке, если предварительно окрасить его, скажем, в серебряный цвет или бронзу. Затем поднесла кисть к лицу и лизнула палец, на котором, совсем случайно, при мысленных зарисовках круга, обнаружила какое-то непонятное пятно. Вкусно или не вкусно – ничего нет, нет ощущений. Может, она и не облизывала его вовсе, может быть, он попал не в рот, а в подбородок или ещё куда. Что же ты опять несёшь, дорогуша? Если нет вкуса, значит, должен быть запах. Точно!

Девушка повторила опоясывающие светильник движения, чтобы не забыть столь привлекательную идею, и приблизила пальцы к носу. На этот раз результат был, как и то, что пятен на руке оказалось значительно больше. Пахло неприятным, и все пальцы были измазаны чёрным кремом. Тина оглядела кисть: ничего такого, что могло бы удивить, просто краска, скорее всего, гуашевая. Наверное, кто-то принёс её и разлил . И как же, всё-таки, забавно разговаривать с самой собой!

Крис соединила руки, придав кистям форму трубы, и посмотрела на лампу, потом на стену, на полку с обувью, где лежали любимые сапоги, на молчаливого мужа, который и не собирался с ней разговаривать, на противную лужу, в которой ей приходится морозить зад. Малосимпатичный запах ударил в нос – видимо душа заполняла каждую клеточку тела, и теперь как раз дошла очередь до лица, потому что в следующую секунду дьявольски заныла кожа вокруг рта и глаз. Воспаляя внутреннюю боль, по рукам «побежали кусачие муравьишки», устремляя клыкастые пасти выше к плечам и шее. Внезапно, в холодных ватных ногах раздался взрыв, обратив языки пламени вниз к обнажённым стопам, и в животе лопнул пузырь с ядом, обжигая внутренности тупой досадой.

Женщина попыталась наклониться, чтобы встать, от чего последовала ещё более жестокая вспышка боли в спине, заставляя тело принять изначальную форму. Внутри, с головы до ног пролилась горячая река, словно треснула пробка, до момента сдерживающая поток образовавшегося несчастья. И в эти самые коварные минуты никто не хочет поддержать её, никто не собирается протянуть ей руку помощи. Никто из присутствующих: ни лампа, ни полка, ни надоедливая лужа, на которую девушка ещё найдёт управу. Никто, даже муж не может ей помочь. Конечно же! У него не получится. Но, если бы он захотел, если очень постараться, то вполне угодил бы супруге и выручил её. Ведь ничто же не мешает ему лежать и бессовестно пялиться на неё, пусть и одним глазом, но всё же. Потому и нет препятствий встать и уже, наконец, помочь своей сумасшедшей жене, которая, между прочим, до сих пор терпит все его безумные выходки.