Николай Зуев - Мишень

Мишень.

Вот ведь как бывает – нарочно не придумаешь! В один коварный миг, вдруг, испытываешь вполне реальную пустоту. Нет, это не та злодейка, в которую привыкли облачать свой мирок сломленные человеческие судьбы, а настоящая не придуманная, целиком и полностью ощущаемая душевная пустошь. Не результат боли, не симптом утраты, не рудимент страха, даже не блик психоза – ничего подобного. Такому состоянию нельзя найти определение, поскольку немногие в состоянии понять его. И, тем не менее, так не бывает – всему есть объяснение.

Пустота – вот, что сейчас находилось внутри Кристины. Подобно сбоям компьютерной техники, бросающейся в неминуемую перезагрузку, чтобы сохранить драгоценные данные и спасти работоспособность всех систем, её сознание пребывало в некой схожей с безумием атмосфере. Оно, то утопало в забытье, позволяя задохнуться в трясине беспамятства, то вышвыривало хозяйку в реальность, изо всех сил цепляясь за обрывки ужасных воспоминаний, которым, не много не мало, всего несколько часов отроду. Время намеренно замедлило ход, превратив пустоту в осязаемую действительность. Не сказать, что «полая подружка» не посещала девушку раньше, напротив – она наведывалась довольно часто, особенно в последние полгода, когда муж Кристи в мгновение ока мог стать совсем другим, отнюдь не тем человеком, за кого она вышла замуж.

Но то была совсем другая пустота: по сути своей напоминала сегмент разочарования, безысходности и отсутствия будущего. И только сейчас, колеблясь в безумном трепете собственного сознания, девушка поняла, что и та «подружка» и эта «полая подружайка» – одно лицо. Просто тогда, гостья демонстрировала лишь свой зад, одновременно прикрывая наглую физиономию маской страха, чего в данном случае уже не сказать. Нужно отметить, пустота знала, когда придти. Знала и с терпением коварного хищника ждала наступления именно того эпизода, который в раз перечеркнул жизнь Кристи. Она с ликованием набросилась на жертву и, будто червь, огромным комком проглотила всё то, что накопилось за эти дьявольские шесть месяцев: боль и радость, разочарование и надежду, страх и ненависть (которой, правда, в силу небесной любви к мужу, почти и не было).

Девушка пребывала в некой прострации. Было ли ей плохо, не комфортно или же наоборот – свободно и легко? Ни то и ни другое. «Подружайка» обошлась с ней весьма деликатно, и в тактичности ей равных нет. Она не притронулась к самому главному, к рассудку. Хотя могла сделать это и подарить жертве билет в «дурдом» или, в крайнем случае, на тот свет. Могла, но не сделала! Вот только взамен со всей присущей наглостью и бесцеремонностью взяла то, что безусловно и представляло конечную цель – место жительства. Что за бред? Совсем не бред, и отнюдь не бессмыслица. Теперь пустота – частичка души Кристины. Женщина ещё не понимает это, но и не исключено, что вполне чувствует. «Полая дрянь», словно паразит прогрызла дыру и под радостное мурлыкание бьющегося в полудрёме безумства запрыгнула внутрь. Навсегда.

Тина, как называла её только мать, когда была ещё жива (правда, зачастую девушку посещали мысли, что у неё вообще не было мамы, и все её воспоминания о ней – лишь плод необходимых в переходном возрасте фантазий), сидела на полу обычной двухкомнатной «хрущёвки», навалившись на входную дверь и с безразличием перебирала глазами картинки старого линолеума, обоев на стене, пожелтевшего потолка, светильника, который достался им с мужем от прошлых владельцев квартиры, полки с обувью и лужи какой-то непонятной жидкости, от которой озябли обнажённые ноги. Иногда, совсем нечасто, может быть раз в полсекунды, а может и раз в секунду, её взор замирал на муже. Но в этом не было ничего значительного – очередное изображение реальности, поступающее в мозг, как и все остальные, ничуть не хуже, чем, например, полка с обувью или эта лужа (чёрт бы её побрал). Потолок и лужа, светильник и снова лужа, пятнышко крови на обоях и опять-таки лужа, и лишь иногда – муж. Когда-то горячо любимый муж.

Девушка казалась раздавленной. Её, когда-то сияющие синевой морских глубин, глаза заволокла серая пелена преследовавших несчастий. Тусклые очи, то вздрагивали в синхронном танце, ощупывая окружающую действительность и вдыхая жизнь в исказившее от ужаса лицо Тины, то гасли, возвращая кошмарную неподвижную гримасу своей хозяйке, рассудок которой уже делил кров с «полой пакостью» и иногда застывал в спасительном полусне. На минуту Кристина вновь поднимала веки, равнодушно осматривала предметы и лужу (такую гадкую и противную) и засыпала. Спустя ещё минуту, приходила в себя и повторяла путь снова и снова.

Сколько же времени прошло? Сколько это продолжается? Подобный вопрос волновал её меньше всего. В действительности же, он совсем не заботил её. Какая разница, сколько, да как, да почему!? Где-то в глубине души, от которой после внезапного поселения «полой» всё же осталась бо́льшая часть, девушку тревожил сейчас один единственный вопрос: что же за жидкость у неё под задницей? И, не отыскав нужного ответа, девушка проваливалась в забытье, чтобы уже через минуту-другую закружиться в карусели «весёлых» картинок и озадачиться вновь, откуда на полу какая-то хрень.

Предметы встречали её во всех красках, которые только могло придумать растерзанное сознание. Раз – вот её любимые сапоги – такие красивые. Вот коричневый линолеум с незамысловатым, но весьма последовательным и даже, в какой-то степени, гениальным узорчатым рисунком. Вот муж, который лежит напротив и молчит. А вот лужа какой-то дряни, от которой замёрзло между ног. Затем снова он – сон.

Но Тина – терпеливая девочка. Так говорила её мама, по крайней мере, в далёких воспоминаниях всё так и было. Настойчивая и сильная, всё стерпит и найдёт выход из любой ситуации, тем более из этой. К гадалке не ходи, дайте время, которого впрочем с лихвой, и увидите, что все эти долбанные мучения должны возместить потери частичек души. Только бы понять, кто же всё-таки пролил здесь эту холодную пакость, зачем и почему.

В жизни Кристины было всякое: смерть матери (отца она не знала), детдом, интернат, короткометражка о «мнимой приёмной семье» и первый брак, от которого она убежала сломя голову. Не потому что тот, с кем она прожила почти два года, был совсем уж плох, напротив – она не могла придраться к нему, как и не смогла жить с ним. Просто не было любви, во всяком случае, у неё – точно. Но, однажды, судьба преподнесла ей, как показалось тогда, дар. Она встретила Тимура, подарившего незабываемые, великолепные пять лет супружеской жизни. Была любовь, было счастье, были слёзы радости – было всё, о чём только может мечтать женщина, если не брать в счёт последние тугие дни, тянущиеся вот уже шесть долгих месяцев.