Анастасия Борисова - Потенциальные монстры

– Ну, если ты уверена, – заключил он после моих слов, пожав чёртовыми плечами.

В дневнике Селены много интересного, на что я бы не отказалась взглянуть. Но это совершенно недопустимо. У меня уже давно нет дневника. На бумагу я записываю только список покупок и номера рейсов, которыми Тод возвращается из командировок. Иногда я гуглю эти номера, чтобы проверить, не разбился ли его самолёт.

Но, по правде говоря, началось всё с другой истории. За пять лет до нашего знакомства с несравненным Тодом Шоу. Я считаю её катализатором, но не отправной точкой, поскольку она была для меня всего лишь игрой, безобидной выдумкой, тем, что не должно было сбыться никогда.

Когда мне было двенадцать, мисс Дарби, наша учительница, предложила необычное задание. Есть такие воспоминания, которые помнишь едва, которые зацепились за краешек твой памяти и повисли на нём, готовые в любой момент сорваться в пропасть забытья. А бывают и другие, напротив, очень яркие, будто картины, регулярно реставрируемые анонимным благодетелем. Для меня одним из таких воспоминаний стало задание мисс Дарби. Как и сама мисс Дарби, впрочем.

Она была молодой и довольно симпатичной женщиной. Вечно розовые щёки, густые-прегустые волосы, собранные в хвост, длинная светло-голубая юбка и лёгкая блуза в мелкий цветочек. Приятное воспоминание. А потом на неё наложили заклятье, как на спящую красавицу. Только мисс Дарби не спала. Она превратилась в плачущую красавицу. Всё изменилось одним днём. Ещё вчера она была прекрасна и нежна, напевала себе под нос, пока писала на доске. А сегодня её глаза стали красными и опухшими, хвост выглядел взъерошенным, завязанным наспех, а вместо юбки с блузой на ней были джинсы, кроссовки и серый растянутый свитер с висящим горлом. Она сидела за столом и время от времени поворачивалась к окну, натягивая горло почти до самых глаз, а потом встала и молча покинула класс. Две недели мисс Дарби заменяла мисс Полман. А когда мисс Дарби вернулась, больше не было светло-голубых юбок и блузок в цветочек. Всегда один и тот же тёмно-коричневый костюм. Ещё она перестала выщипывать брови, и они стали очень чёрными и густыми.

Мисс Дарби читала нам отрывок из книги «Лев, колдунья и платяной шкаф». Я помню, что мне было очень интересно. Мы всем классом слушали, разинув рты. А потом мисс Дарби остановилась и сказала вдруг:

– В реальной жизни нет шкафа, в котором можно спрятаться. Напишите к следующему уроку сочинение о самом грустном событии в вашей жизни.

Что такого грустного могло приключиться с ребёнком двенадцати лет? –подумала я. Мы жили вдвоём с отцом. Он чинил машины, пока я каталась на качелях, кормила уток на озере или смотрела телевизор. Мне, как ребёнку, в какой-то степени, повезло: у нас был огромный двор, заканчивающийся берегом озера, на котором, под толстым дубом, стояла белая, ненавязчиво облупившаяся, скамейка. На дубе висели самодельные качели из старой шины. Когда мне исполнилось восемь, отец купил щенка – золотистого ретривера, Спуки. Он сказал, что я должна с ним играть, а не таскаться к нему в гараж.

Один день плавно перетекал в другой, ничего особенного, ничего грустного, так что задание мисс Дарби порядком меня озадачило. Но в двенадцать ты не боишься неизвестности. Напротив, хочется как можно скорее во всем разобраться.

После уроков я сразу же направилась к отцу за советом:

– Мне нужна грустная история.

Он стоял, склонившись над капотом очередной машины, которую, должно быть, пригнали, пока я была в школе. Услышав мои слова, он разогнулся, протёр мокрый лоб рукавом серого испачканного комбинезона и посмотрел на меня, прищурившись:

– Зачем? – его лицо исказилось беспокойством.

– Мисс Дарби велела написать сочинение.

В этот миг беспокойство рассеялось, мускулы лица расслабились, и он раздражённо фыркнул:

– Хватило же ума такое придумать?! Чему вас только учат в этой школе?

Я помню, как стояла, и хлопала ресницами. Мне хотелось ответить, что нас учат литературе, истории, естествознанию и многим другим предметам, но почему-то слова застряли в горле. Лицо отца было мокрым и испачканным. Он смотрел на меня, как монстр из мультика. Я не боялась монстров, потому что могла в любой момент переключить канал.

– Грустная история? – отец изобразил растерянную задумчивость, но я была уверена, что с ним случались грустные истории. Он был взрослым, а со взрослыми всегда так. Сегодня они носят блузки в цветочек и напевают себе под нос, а завтра перестают выщипывать брови и говорят, что реальная жизнь – дерьмо. Мне стало интересно, что мой отец носил раньше, вместо своего грязного комбинезона? До того, как на него наложили заклятие?

Наша соседка, мисс Броуди, время от времени приносила нам домашние пироги. Они были очень красивыми, но на вкус какими-то странными. Я боялась, что она хочет нас отравить, а отец всегда лопал её пироги ложкой, даже не разрезая. И запивал пивом. Позже я узнала, что яд назывался содой.

Мисс Броуди однажды сказала, когда передавала мне в руки здоровое блюдо с очередным пирогом. Посмотрела сверху вниз, улыбнулась и сказала:

– Ты очень бледная, дорогая. Тебе нужно лучше питаться. Мужчины совершенно в этом не разбираются. Твой отец – очень хороший человек. Он грустит из-за того, что случилось, поэтому я приношу вам пироги. Чтобы он не грустил, понимаешь? – она подмигнула мне, – ему нравятся мои пироги?

Я не сказала мисс Броуди про то, что он ел их ложкой и запивал пивом. Не сказала и про то, что каждый раз после трапезы он подолгу не выходил их туалета.

– Наверное, – вот, что я ответила. И хоть от пирогов мисс Броуди лично для меня не было никакой пользы, зато именно благодаря ей я совершенно точно знала, что у моего отца была грустная история.

– Самой в голову ничего не приходит? – с подозрением спросил он, но я только пожала плечами.

– Понятия не имею, Джемма. Какие у нас с тобой могут быть грустные истории? Нет, ничего не знаю.

Я снова вспомнила мисс Броуди. Она говорила – грустно, что у тебя нет мамы. Грустно? Не особенно. Мама умерла давно, я совсем её не знала. Так уж вышло, что всегда были только я и отец. Можно ли грустить об отсутствии того, чего никогда не имел?

– Но как же мне быть? – спросила я.

– Придумай, – выпалил отец, теряя интерес к моей проблеме.

– Придумать? – я повторила в полголоса и в тот момент будто распахнула дверь в другое измерение. Можно было придумать. Взять и придумать. Что угодно – самое грустное событие. Мне не очень-то и хотелось грустить, но любопытство потянуло меня, как собачку на поводке, в неизвестность. Я отправилась на скамейку у озера, готовая попробовать, готовая придумывать. С чего начать? Шарик, полный возбуждения, медленно сдувался. Как вообще можно придумать грустное событие?