Владимир Чуринов - Иоганн ван Роттенхерц – охотник на монстров

Вокруг замка был разбит парк, с ровными аллеями ухоженных кустов и буйными дебрями внутренних дорожек, где скрывались игривые дриады-беседки. По дороге Иоганну встретился небольшой фонтанчик, украшенный парой мраморных ребятишек, один из которых радостно обнимал игрушечный меч, а второй лил воду из пасти большущей рыбины, которую еле удерживал в пухлых ручонках. Дети радостно улыбнулись случайному прохожему.

Ван Роттенхерц намеренно выбрал пеший путь через живописный сад, по каменной резной дорожке, сквозь легкий бриз с озер и зеленую прохладу парка, заросшего кипарисами. Ему хотелось подумать.

Не каждый день, и это приятно, приходилось отправляться за тридевять островов, в страну чуждую и разгульную, дабы навестить тихое, веселое семейство, и заявить: "Здравствуйте, мой папаша-чернокнижник лет тридцать-тридцать пять назад посылал вам богатый подарок, так вот он проклят, отдайте его".

Трость с бронзовым наконечником мерным набатом бухнула в камень тропинки.

"Вы, скорее всего, тоже прокляты, если не все, то половина – точно, позвольте вас проверить, это не больно. Больно будет неизлечимым". В такие моменты Иоганн особенно резко ненавидел своего отца – заговорщика, демонолога, черного колдуна. Не за десять лет, проведенных в аду монастырского училища, не за презрительные взгляды, не за страх в глазах окружающих и даже не за постыдное звание бастарда. Он ненавидел отца за такие вот моменты, когда состоявшийся, сильный и независимый мужчина, уже давно делами доказавший, что не имеет с предком-негодяем ничего общего, оказывался вынужден… Вынужден расхлебывать дерьмо, заваренное много лет назад мечтами безумного семейства ван Роттенхерц ввергнуть Гольвадию в пучину беззаконного правления. Ему приходилось уничтожать монстров, созданных черным гением родителя, раскрывать остатки его сети заговорщиков, ловить выживших после инквизиторской чистки учеников, и, конечно, уничтожать чернокнижные артефакты, которые отец, в качестве знаков внимания и благоволения, раздаривал направо и налево. Что могли такие артефакты? Да что угодно – они могли содержать в себе демона, превращать хозяев в нежить, "полоскать" им мозги, делая рабами давно сожженного и развеянного над рекой трупа. И множество других пакостей.

Род де Люмино был древним и могущественным, он приходился родственным герцогскому роду, владевшему обширной, богатой и людной провинцией Шваркараса Люзон, он был полезен для планов Гуго ван Роттенхерца, проклятого отца Иоганна, и наверняка мертвый старикан когда-то давно, желая заручиться поддержкой жадных де Люмино, отправил сюда нечто весьма эксклюзивное.

Найдя упоминание о подарке, нынешний ван Роттенхерц, бездетный, а потому последний в роду, поспешил в Шваркарас, дабы по мере сил изгладить вред, нанесенный его предком семье маркизов. Глядя на благолепный особняк и аляповатую, крашеную розовым, лепнину на фасаде, он думал о том, что не все еще потеряно. Иоганн, охотник на монстров, всегда привык ожидать худшего.

Внутренний двор особняка, просторный словно плац, встретил алмарца темной прохладой, исходившей от вычурных стен и старой липы, наросшей на решетчатое чугунное ограждение. Липа уютно шелестела листвой, а пожилой дворецкий, вышедший встречать гостя, был вежлив и предупредителен. Дворецкого звали Жак Лон, и этот согбенный, выглядевший отрешенным от мира, старец лет семидесяти произвел на Иоганна двойственное впечатление. Он был воспитан и обходителен, но в то же время неприятно напоминал охотнику настоятеля монастыря, где прошло его безрадостное детство. Потому, когда Жак проводил посетителя в затянутый розовым бархатом, со вкусом двадцати поколений благородных предков обставленный приемный зал, ван Роттенхерц был рад услать старика прочь, попросив приглядеть за тем, чтобы верный Гиттемшпиц – хальст, служивший алмарцу, получил так же надлежащий прием и все необходимое для организации комнаты своего патрона. Гиттемшпиц, представитель малого народа Алмраской империи – четырехглазых, коренастых и пушистых хальстов, как раз отправился в конюшню. Он прибыл по главной дороге, и теперь ставил в стойло лошадей, на которых они с хозяином ехали в особняк ровно до тех пор, пока тому не взбрела в голову идея прогуляться. Вежливо попросив гостя располагаться, дворецкий отбыл выполнять поручение.

Беседа, с которой началось знакомство ван Роттенхерца с владетельными господами маркизата, оставила приятное впечатление. Истинная голубая кровь, обитатели поместья де Люмино были чрезвычайно любезны. Гостя накормили обедом из шести перемен блюд и напоили вином, которым так славился Люзон, из собственных виноградников.

Маркизы де Люмино были похожи не более чем сабля и штык. Он – правящий маркиз, мужчина чуть за тридцать, с отрешенным мечтательным взглядом на крупном, одутловатом лице, отличался привычкой к поэзии и стремился вырастить бороду, в подражание знаменитому шваркарасскому поэту тех лет графу де Бальзе. Но если у графа борода была густой и кустистой, более подходящей честному алмарцу, чем разгульному шваркарасцу, то у маркиза на его тощем, впалом подбородке и полных щеках росло клочковатое нечто соломенного цвета. Она – статная, чуть полноватая дама, облаченная в платье свободного покроя и в высоком парике, отличалась гармоничными чертами лица и безвкусной модной мушкой в виде головы демона над верхней губой. Маркиз был сдержан и величаво, как ему казалось, спокоен (скорее скован), она явно нервничала и часто вставляла фразы невпопад. Также на обеде присутствовали дети – белокурая маленькая красавица Вероника, девочка одиннадцати лет и долговязый, нескладный четырнадцатилетний юноша Марк Виктор, взявший от матери и отца наихудшие черты внешности, помимо прочего – блуждающий, мечтательный взгляд маркиза.

Хозяина владений звали Виктор Огюст де Люмино, его супругу – Агнесса. Говорил за столом в основном мужчина, изредка его сын, повторявший или поправлявший без стеснения отца, реже нескладные ремарки вставляла маркиза. Разговор в основном шел ни о чем, хозяевам была хорошо известна причина визита знаменитого охотника на монстров, но переходить к делу они не спешили, воздавая должное светскому трепу и отменным блюдам местной кухни. В приветствии осталась гнетущая недосказанность. И вскоре Иоганн понял, почему.

Вечером, когда маленькую Веронику укладывала спать говорливая служанка, маркиз Виктор и его сын Марк разошлись по кабинетам, желая провести мрачный обряд призыва музы скверной поэзии, а верный Гиттемшпиц, утомившись от ожидания, дрых без задних ног на гостевой кровати хозяина, выдавая носом рулады, которым мог бы позавидовать большой королевский духовой оркестр, Иоганна ждал мрачный кабинет.