Элеонора Бостан - Дар

И именно поэтому в понедельник, когда истек срок больничного, он пошел на работу. Мозг погнал его по привычному маршруту, не желая признавать поражение, не желая менять священный порядок. И где-то в глубине уши, Антон был с ним согласен, потому что уволиться с работы означало признать, что все кончено, признать, что ему осталось только лечь и ждать, когда грузовик под названием Смерть переедет его. А сколько ждать? Ведь по заказу это не бывает, и если он бросит работу, он может оказаться под мостом, да еще и в таком состоянии, этого он хочет? Уж лучше болеть в своем доме и своей кровати, чем под забором. Вот что говорил разум, и говорил правильно. А к тому же, чем ему занять свои дни? Мрачными мыслями? Нет, пока он может поддерживать привычный распорядок жизни, он будет это делать, может, и отвлечется хоть немного.

Так он думал, собираясь на работу солнечным утром. Он даже смог убедить себя, что чувствует себя немного лучше, хотя знал, что иногда такие «просветы» бывают и это, как правило, ничего не значит. Но утро было таким прекрасным, а ему так нужна была надежда. И потом, говорил он себе, я прошел полное обследование, официальная медицина, наука, не терпящая неточностей, признала меня здоровым. Они не нашли ничего, значит, у меня нет причин болеть, значит, все пройдет, это просто… ну просто такой период. И снова он возвращался к тому, что он живет в мире атомов, молекул и закона гравитации, здесь не летают ковры-самолеты, и джины не вылезают из бутылок, нет тут ничего волшебного, только пыль и асфальт. Он здоров, наука этого мира признала его таковым – про дополнительные обследования в столичном НИИ он и думать не хотел – значит, ему ничего не грозит.

Но в данный момент факты как раз утверждали обратное, и Антон понял, что если не примет меры, в самое ближайшее время ему грозит вывернуться наизнанку на глазах у нескольких десятков человек. Хотите увидеть мой бизнес-ланч? Сейчас, всё будет. От этой мысли ему стало еще хуже, тошнота накатывала темными волнами, желудок сжимался и разжимался, в висках стучало. Я не выдержу, подумал Антон, еще так долго ехать. Он закрыл глаза и снова попытался подавить приступ, представляя себе лимон, кислый и ледяной, представляя вершины гор, укрытые снегами, чистыми, белоснежными, и такими благословенно ледяными. Поезд мчался по пригороду, уже не в центре, но еще далеко от спальных районов, где выходило большинство пассажиров, люди окружали Антона, люди толкали его, прислонялись к нему, от них шло тепло, запахи духов, одеколонов, пота и еды. Мир вокруг стал адским коктейлем из сотен провоцирующих ингредиентов, и никакие горные вершины или лимоны справится с этим не могли. Поезд слегка качнуло, но Антону показалось, что они провалились в воздушную яму, и это была последняя капля, он понял, что снова проиграл. И эту битву тоже.

Он протискивался сквозь толпу пассажиров, задевая сумки и портфели, наступая на ноги, и совершенно не обращая внимания на возмущенные возгласы и ответные тычки, он даже не извинялся, просто потому, что боялся открыть рот. В голове билась только одна мысль: когда же остановка. Он добрался до двери, чувствуя, как тяжелый горячий ком подкатывает к горлу, набирает разгон, прежде чем покинуть желудок. Поезд снова тряхнуло, Антон закрыл глаза, изо всех сил борясь с собственным организмом, он уже почти смирился с тем, что придется делать это здесь, что его ждет позор, ужасный, но, кажется, неизбежный…

– Станция…кшшшш… при выходе не забывайте свои вещи, – раздался над головой электронный голос, и это, кажется, было самым лучшим, что Антон когда-либо слышал, – будьте ос…кшшшш… двери открываются автоматически.

Открывай уже, хотелось заорать Аниону, но он просто стоял, делая глубокие вдохи и стараясь выторговать себе еще пару минут. Он вылетел на перрон, почти пустой в это время, плохо соображая, где находится и что это за станция, единственное, что его волновало – найти туалет или хотя бы кусты погуще. Вместе с ним вышли еще три человека: тучная дама с каменным лицом и двое мужчин, явно работяги, Антон едва не налетел на одного из них, снова не извинился и поспешил дальше.

– Смотри, куда прешь, козел! – выругался мужчина, но не сбавил шаг и даже не оглянулся.

– Белый воротничок, кажись, перебрал, – с ухмылкой заявил его товарищ, – тте повезло, что не обрыгал.

И он залился противным скрипучим смехом.

– Я бы ему башку проломил, – прорычал первый работяга, и оба пошли дальше по пустому перрону, дама с каменным лицом спустилась еще раньше и уже исчезла в густых зарослях, окружающих маленькую станцию.

Антон огляделся, как затравленный зверь, перрон был огорожен, а перелезать через заграждение, а потом еще и прыгать он сейчас не мог. Он повернул голову в сторону уходящих мужчин, они уже растворялись в предзакатном свете, нет, за ними идти точно не стоит, решил он и повернул в противоположном направлении, туда, куда ушла тучная дама. На бегу он пытался поискать глазами туалет или здание станции, на случай, если он внутри, увидел небольшой белый домик, утопающий в зелени. Может, получится, мелькнула мысль, может, дотяну…

Но его желудок решил иначе, он буквально слетел по спуску, увидел тропинку, по которой, видимо, ушла дама, а потом что-то горькое и горячее подкатило к горлу, больше не слушая никаких уговоров, приказов и просьб. Антон метнулся в кусты, забрался насколько мог поглубже и в очередной раз принял свое поражение.

От вида собственной блевотины его снова чуть не вывернуло наизнанку, поэтому, как только желудок опустел, Антон поспешил отползти подальше. Его прошиб пот, сердце выскакивало из груди, а дышал он так, словно пробежал километр. А вот с точки зрения медицины, подумал он, доставая платок из кармана брюк, я совершенно здоров, это норма, все люди выскакивают из поезда и блюют в кустах, это показатель отлично работающего организма.

Он уселся прямо на землю, приминая молодые веточки, мог испачкать рабочие брюки, но ему было плевать, сейчас он даже не думал об этом. Антон согнул колени, положил на них руги и опустил голову, ему хотелось прополоскать рот, чтобы избавиться от этого омерзительного привкуса, он намеревался заглянуть в тот маленький домик, это наверняка был туалет. Но это потом, сейчас ему просто хотелось немного перевести дух, усталость опять навалилась на него, как огромный мешок с камнями, ему захотелось свернуться клубочком и уснуть прямо здесь, в этих густых зеленых джунглях, здесь так тихо, здесь его никто не увидит и не потревожит. Может, было бы лучше вообще больше не просыпаться, подумал он, потом меня найдут и я стану «человеком, умершим от блевотины». Конечно, это вряд ли соответствует истине, но офисные остряки, выходя на перекур, буду шутить: «Он увидел свое нутро, не пережил и умер» или «он так нарыгал там, что аж сам умер от ужаса».