Вики Петтерсон - Аромат теней

Он повернул налево, потом направо, потом сделал еще несколько быстрых поворотов налево. В последних двух проходах мы никого не встретили, что для казино необычно. Хантер показал на длинный коридор.

— Грузовые доки там. Возможно, через них удастся уйти, хотя я считаю, что грузовой лифт лучше. Меньше движения… — Лицо его было напряжено, словно его растягивали изнутри какие-то струны.

— Я чувствую твой запах, — заметила я.

— Знаю, — ответил он. Голос тоже напряжен. Он не потел, но запах изливался через поры.

— Ты станешь целью.

— Поэтому я и показываю тебе, где грузовые доки. Теперь будь внимательна.

Мы вошли в кажущийся бесконечным коридор, стены которого от пола до высоты в четыре фута забраны стальными плитами — предосторожность от ударов тележек с грузом, которые здесь проходят ежедневно.

— Кабинет Тульпы за самым длинным коридором «Валгаллы». Видела когда-нибудь фильмы ужасов, в которых герой бежит по коридору, а тот все время удлиняется? — Я оглянулась. Мы прошли ярдов сто. По крайней мере столько же еще предстоит пройти. Хантер посмотрел на меня. — А теперь представь, что за тобой бегут десять воинов Тени.

— Лучше не буду. — Я стала озираться в поисках возможных выходов или оружия. Ничего не было. Только длинные блестящие стены и тревожная линия флуоресцентных ламп.

— Этот коридор называют Прогон, — сообщил он.

— Еще бы, — хмыкнула я. И заслужила смешок.

Коридор закончился тупиком — я понадеялась, что это не символ нашего будущего; мы повернули направо и сразу остановились. Перед нами был вход в лифт, а над ним номера от одного до двадцати четырех. Хантер сиял с меня наручники и сунул их в задний карман брюк. Потом нажал кнопку. Послышался звонок, и лифт начал спускаться к нам.

Я неожиданно повернулась к нему.

— Хантер, я должна извиниться.

— За что?

Он едва слушал меня. Лифт находился на верхнем этаже. Мы — в самом низу.

— За все это.

Звонок. Двадцатый этаж.

— Я знаю, чем ты рискуешь сегодня. Знаю, что ты все потеряешь.

Я знала также, каково это — все потерять.

— Не будем об этом говорить. — Он посмотрел вверх, на загорающиеся номера над дверью, но его выдали стиснутые челюсти.

Звонок. Еще десять этажей.

— Ты готова?

— Да, — произнесла я осторожно. — Еще только одно.

— Что?

Я растирала запястья в том месте, где были наручники.

— Прости.

— Ты это уже говорила.

— Не за это.

Звонок. Осталось восемь.

— За это. — Я развернулась и ударила его локтем ниже виска. Он упал, как подрубленное дерево. Мне пришлось подхватить его голову, чтобы она не ударилась о бетонный пол, и я опустила ее, избежав запоздалой попытки схватить меня за горло.

— Неблагодарный ублюдок, — обронила я, когда его руки упали. Сильный неблагодарный ублюдок.

Я вытащила из его кармана наручники, застегнула на его руках и оставила ключи у себя. Мне не хотелось его заковывать, но так будет выглядеть убедительней. Сказав себе, что это ради его же безопасности, я забрала у него пистолеты — один сунула за голенище, другой — за пояс, отняла дубинку и главный признак агента — его кондуит.

— Убьешь меня, когда очнешься. Но по крайней мере ты очнешься.

И это подвело меня к последнему, что нужно сделать.

Наклонившись над Хантером, который и без сознания выглядел пугающе, я подумала, что, собственно, я о нем знаю. Да ничего. Но было в нем то, как он наблюдал за людьми, спокойная уверенность за обычными манерами. Я восхищалась им. Он делал вещи своими руками — конечно, оружие, но я всегда была неравнодушна к артистичности. Он собрался сегодня все принести в жертву и никому не сказал ни слова, чтобы никто не понял его намерений, пока не будет поздно. До самого этого момента.

Звонок.

Собрав всю эту скромную информацию, я наклонилась и прижалась губами к его губам. Прикосновение плоти к плоти было интимным, но совсем не таким, как соприкосновение сознаний, душ. Я выдохнула, послала в него струю своей сущности.

Мама была права. Можно ощутить Свет в другом человеке, словно пузырьки на языке, и почувствовать душу в дыхании. Я увидела силу Хантера, сладкий аромат его физической сути и удивительную мягкость души. Продолжила смешивать наши дыхания, втягивала его в себя и знала, что на подсознательном уровне он делает то же самое со мной. Поступая так, он узнавал меня глубже, чем любой другой человек.

И я позволила это, ища связи, которая помогла бы мне передать ему не только свои знания, память и опыт, но и мою силу. Мой поцелуй превратился в молитву, а дыхание — в щит. Одной рукой я взяла его щеку — мое прикосновение теперь оружие, закрыла глаза и излилась в него.

И начался диафильм.

Некоторым воспоминаниям потребовались лишь мгновения, чтобы погрузиться в серую материю, но они останутся навечно. В тусклых ошеломляющих вспышках пришла ко мне смерть его родителей, увиденная глазами мальчика, беспомощно забившегося в угол. Вокруг него кружились Тени, а он был слишком мал и беспомощен, чтобы сделать что-нибудь. Мог только смотреть. Я слышала его клятву, погребенную под горячими слезами и изуродованными телами родителей; никогда больше не быть слабым.

Столь же печальная и еще совсем свежая картина смерти сестры — это мой полный боли вклад. Это воспоминание у меня ярче всех других: она, кружась, летит в ночь и в отчаянии зовет меня.

Другие картины мелькали такими яркими вспышками, что у меня закололо кожу. Хантср занимается любовью с миниатюрной темнокожей женщиной, одинокая слеза скатывается по его щеке.

Моя последняя ночь с Беном, гроза, разразившаяся над головой.

Рождение дочери, и сердце, полное такой любви, какой оно никогда не знало.

И рождение другого ребенка, нежеланного, безымянного и нетронутого, пока его не унесли, если бы я не знала, какие воспоминания пережила сама, а какие нет, я бы не отличила их друг от друга. Мы обменивались величайшими событиями жизни, обменивались знаниями, тайными желаниями, стремлениями и сожалениями, вместе с самой большой любовью и самым большим горем.

Затем неожиданный резкий поворот, погружение во тьму, словно меня посадили в американские горки и запустили. Дрожь пробежала по моему телу и перешла в него.

Я показала ему блеск шприца, показала, как смерть Греты придает силы моему телу. Я выдохнула это воспоминание, отдала ему ауреоль, и Хантер принял ее, его подсознание схватило дар с такой жадностью, какую он никогда не позволил бы себе наяву. Он втягивал в себя силу, и она пульсировала в наших членах, наши губы шевелились, языки переплелись, свинцовая нить воспоминаний связала наши тела, наши сердца и головы. Он затвердел подо мной. Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня душой — смотрит с удивлением, с благодарностью и любовью, и мое тело ответило ему. И сердце тоже.