Вики Петтерсон - Аромат теней

— Эй. — Я положила руку ей на плечо. — А где Чудо Номер Один?

— Снаружи. — Плохо дело: Оливия не попросила меня называть Шер по имени. — Ждет в машине.

— Ты опоздаешь на ужин, — сказала я, поворачивая ее к себе и обнимая. Когда я вижу слезы на глазах сестры, во мне просыпаются вес спящие материнские инстинкты. Конечно, я часто дразню ее по таким поводам, которые — мы обе это знаем — не имеют значения, но когда что-то действительно затрагивает ее сердце, я ощетиниваюсь, как волчица, защищающая детеныша.

— Ты уверена, что не можешь пойти с нами? — спросила она, умоляюще глядя мне в глаза. Мы с ней одного роста, но сегодня она возвышается на четырехдюймовых «маноло». — Я очень хочу немного побыть с тобой.

— У меня свидание, — ответила я, и она упала с лица. — С Беном.

Она с удивленным и радостным возгласом свела руки, и в глазах ее, кроме слез, загорелось что-то еще.

— О, Джоанна!

— Не придавай слишком большого значения, — произнесла я, но мне трудно было сдержать возбуждение в голосе. — Это всего лишь свидание.

— Но с Беном. С Бспом Тройной. — Она тяжело вздохнула и прижала руку к сердцу. — Я всегда знала, что вы созданы друг для друга. О, ты должна будешь мне все рассказать!

— Обязательно, — пообещала я. — Завтра.

— Нет, сегодня. Вечером, — настаивала она, обнимая меня.

— Оливия… — Я пыталась говорить твердо, но ее возбуждение оказалось заразительным. — Ну, хорошо. Заеду к тебе в половине двенадцатого или около того. К этому времени мы уже закончим.

— Тогда я дам тебе подарок, хотя, конечно, он не сравнится с Беном Трейной!

«А что сравнится?» — подумала я, высвобождаясь из ее объятий. Поправила ей волосы и улыбнулась.

— Тебе нужно привести себя в порядок. Для ужина ты слишком встрепанная.

Она кивнула, но не двинулась

— Как ты?

Я пожала плечами.

— Привыкла. — И потом, понимая, что ей нужно успокоиться, радостно улыбнулась. — Все в порядке.

Еще один кивок, она снова сжала мне руку, и мы повернулись к выходу. Мы не можем общаться в доме Ксавье. В этих стенах не происходит ничего, о чем бы он не узнал. И тут Оливия меня удивила. Когда мы вышли из фойе в яркий зимний день и я повернула в противоположную сторону от «корвета» Шер, Оливия необычно сильно схватила меня за руку.

— Ты — вся моя семья! — воскликнула она, глядя мне в глаза. — Без тебя я бы, вероятно, верила всему, что говорят.

Мне не нужно было спрашивать, что она имеет в виду. Те, кто пишут о ней журнальные статьи, с ней никогда не беседуют. Смотрят на ее грудь, а не в глаза. И забывают, что под этой внешней красивой оболочкой и лоском есть человек, личность. Все забывают, и Ксавье тоже.

— Оливия Арчер, — сказала я, беря ее руки в свои. — Ты все, что о тебе говорят, и гораздо больше. Ты прекрасна, добра, умна и сильна. Ты верна и предана, и хотя обладаешь странным пристрастием к грязевым ваннам… — Тут она рассмеялась. — Ты все же моя сестра. Под внешностью светской дамы — прочная сердцевина и душа более сильная, чем у меня. Не забывай об этом, ладно?

Она кивнула со слезами на глазах, и я выпустила ее, чтобы мы не разревелись на ступеньках Ксавье. Никогда не доставлю ему такого удовольствия. На полпути по лестнице я обернулась.

— И Оливия!

Она остановилась, и я повысила голос, чтобы услышала и она, и Шер, и вся звукозаписывающая аппаратура, спрятанная в кустах:

— Кровная сестра или нет, я никогда, никогда не брошу тебя.

И не брошу. Она тоже все, что у меня осталось.

Бен Трейна ничего не забыл. Итальянский ресторан был тем самым, куда он в плохо сидящем привез меня на первое свидание — привез в чужом пикапе. Сейчас костюм сидел на нем отлично — аккуратные джинсы, на которые я посмотрела дважды, и поношенный кожаный пиджак, который просил и третьего взгляда. Машина тоже его собственная, хотя по-прежнему с приводом на все колеса и с очень мощным двигателем.

Таверна «Делизиоза» — маленький итало-американский ресторанчик, вполне заслуживающий свое название. [19] Delizio (мт.) — наслаждение. — Прим. перев. Нас встретил аромат итальянских сосисок и свежеиспеченного хлеба, а из невидимых динамиков доносился голос Синатры. Обеденный зал представлял собой одну большую комнату, углы которой смягчали тяжелые занавеси. На стенах — фотографии звезд итальянского кино и спорта. У противоположной стены — бар красного дерева, мы отражаемся в его зеркалах, а по краям бара — зелень, виноград и бутылки старого кьянти. Отдельные столики накрыты скатертью в бело-красную клетку; на них позолоченные фонари «молния», которые почти не дают освещения.

Ужинали несколько пар, а за длинным столом в углу сидела семья мормонов со множеством детей. Единственный одинокий мужчина сидел у стойки бара спиной к нам, и я внимательно рассмотрела в зеркало его лицо, но ничего тревожного не увидела. Вероятно, пенсионер, пожилой, седеющий, выглядит совершенно безвредно, но на всякий случай я все же села спиной к стене и так, чтобы обозревать всю комнату. Если Бен и заметил это, то промолчал.

— Официант знает тебя по имени, — заметила я, когда нам на столик поставили бутылку «панны» и корзину с хлебом.

Он пожал плечами. Под пиджаком на нем рубашка с короткими рукавами, под которой отлично видно движение мышц. Я пыталась сосредоточиться на его словах, но меня oтвлекали его губы.

— Здесь есть специальные часы для полицейских. И ресторан находится по пути домой.

Он ничего не сказал о том, что здесь прошло наше первое свидание, я тоже.

— Кажется, я не совсем верно оделась, — произнесла я, оглядев себя. Я надела брюки, чтобы скрыть лезвия, прикрепленные к обуви, но выбрала яркую кофту с разрезом чуть ли не до пупка. Мне удалось скрыть все нужные места, а в сумочке уютно устроился алюминиевый куботан [20] Изобретенное в Японии оружие для самозащиты. Представляет собой небольшую металлическую дубинку, к которой на кольце прикреплены ключи. — Прим. перев. длиной всего в шесть дюймов. Тупой короткий ствол мог оказаться у меня в руке одним быстрым движением. Возможно, у меня паранойя, но она в модной оболочке.

— Все в порядке, — заверил меня Беи, опираясь локтем о стол. — Снова наслаждаюсь твоим видом, Джо-Джо.

Я покраснела: для меня это такая новая реакция, что я вынуждена была оглянуться.

После того нападения мы виделись только раз. Меня только что выписали из больницы, и прошло достаточно времени, чтобы сошли синяки с кожи, но слишком мало, чтобы мы с ним стали прежними. Я тогда почти не разговаривала — так же как не видела, не слышала, не чувствовала и очень боялась позвонить ему или встретиться с ним: воспоминания о сладости того момента, когда я лежала под ним, а он проникал в меня, делали положение еще более горьким.