Дмитрий Данишевский - Сказки цвета ночи

Ближе к полуночи Вовка начал ворочаться. В глазах начали сверкать вспышки. Из носа потекли струйки воды, казавшейся горячей. Ближе часам к трём Вовка проснулся от того, что всем лицом лежал на чём-то мокром и холодном. Приподнявшись, он обнаружил себя лежащим на деревянном полу. Это была старая и обветшалая древесина, просмоленная десятки и сотни раз. Приподнявшись повыше, малыш начал угадывать на полу тени поднятых над ним парусов. Рваное полотно хватало попутный ветер, и где бы Вовка сейчас ни находился, твердь под ним вибрировала и тряслась. Осторожно поднявшись на ноги, он осмотрелся и понял, что попал на корабль. Штурвал крутился туда-сюда сам по себе. Со всех сторон клубились столпы серой пыли, время от времени освещавшиеся, то жёлтыми, то красными вспышками, что очень напоминало большой салют в туманную погоду. Резали слух звуки трескающихся камней, доносившиеся буквально отовсюду. Свистели гулявшие из стороны в сторону канаты-щупальца, пропадавшие одним концом, то с левой стороны, то с правой, то и дело содрогаясь, будто встречая какое-то препятствие.

– Капитан, я жду приказа, – прозвучал чей-то голос.

Испугавшись быть замеченным, Вовка забежал в первую попавшуюся дверь, и оказался в трюме. Прямо возле уха прострекотало что-то огромное и ярко светящееся, полетело к своим собратьям, которых в просторном помещении с невыносимо низким потолком были десятки. Видимо так здесь было реализовано освещение. Помимо светляков-переростков малышу пришлось лавировать среди снующих повсюду пушечных ядер и пороховых бочек. Вовке показалось странным его же собственное поведение, потому что он никогда не замечал за собой такой хорошей сноровки, позволившей ему устоять на ногах, иначе в этом безумии он уже давно был бы чем-нибудь раздавлен, или в лучшем случае переломал бы себе добрую половину костей, и вряд ли это кто-нибудь заметил бы. Однако в нём таилась какая-то необъяснимая уверенность в понимании происходящего.

– Осторожно! – раздалось неизвестно откуда, и Вовка шлёпнулся на пол от удара бочкой. Всё замерло. Неловкую тишину нарушал только стрёкот светляков, и звук трясущейся всюду древесины.

Раздался вопль:

– Раззява!

– За борт раззяву! – поддержал хор голосов.

Деревянный пол загудел под весом рухнувшего железа, и отовсюду зашумело скандирование:

– За борт! За борт!

Тем не менее, Вовка не наблюдал, чтобы что-то происходило. Через несколько секунд малыш выбежал наружу через распахнувшуюся без видимой на то причины дверь трюма. На палубе по-прежнему ничего не происходило, помимо того что он уже видел. Учитывая вынесенный раззяве приговор, Вовка бросился на край борта. Его взору открылась удивительная картина, объяснившая постоянную тряску: судно шло по скалам. От увиденного малыш обомлел, но из глубоких раздумий его мигом вытащил вопль капитана:

– Тысяча чертей и бесноватый ангел, а ну по местам, крысы тыловые, или ужинать сегодня будем в печке сидя на углях! Корабль сам от ведьмы не уйдёт!

«От ведьмы?» – удивился Вовка. Поскольку члены экипажа были незримы, то в ближайшую минуту мальчик ничего не увидел. Буквально. Кроме, разве что уже знакомой двери трюма, захлопнувшейся за ним самостоятельно. Что там происходило дальше, для малыша осталось загадкой, потому что теперь пришёл его черёд беседовать с капитаном.

– Малыш, ну так нельзя. Тысяча чертей и бесноватый ангел. Ну, посмотри на себя: мы его от ведьмы спасаем, а он смотрит на свою же команду как салага зелёный.

Капитана Вовка тоже не видел. Его присутствие выдавала только периодически проявлявшаяся на деревянном полу тень в форме капитанской фуражки, а так же хрупкие плечи Владимира, почувствовавшие мягкое прикосновение, источавшее всеобъемлющую любовь и заботу. Не смотря на это, чувство удивления не покидало детской головы, ибо вплоть до сей поры, куда бы он ни бросил свой взгляд, он видел только странный корабль, живший какой-то, ведомой одному ему жизнью.

– Стена! – раздался чей-то крик. Мальчик поднял голову и увидел, как где-то наверху, вслед за прозвучавшим голосом мелькнула чья-то призрачная рука, видимо, указывавшая на ту самую стену. Тряска усилилась. Канаты вытянулись вперёд, и посеребрились не теряя при этом своей подвижности. Маленький Вовка не боялся. К своему большому удивлению, он испытывал уже знакомое ему чувство необъяснимой уверенности. Услышав знакомые «тысяча чертей и бесноватый ангел», малыш обернулся. Не смотря на то, что он не видел участников команды, он понимал, что они просто заняли свои места, отведённые им на случай форс-мажорных обстоятельств, в одном из которых ему как раз и посчастливилось оказаться.

Блестящие канаты вытянулись далеко вперёд и впились в отвесную скалу с жадностью пиявок. Не боясь развития грядущих событий, малыш продолжал стоять на палубе. Не снижая скорости, судно приступило к стремительному подъёму. Корабль орудовал металлическими канатами с ювелирной точностью. Нескольких движений хватило, чтобы подняться над всей этой пылью. Расстояние между судном и ведьмой немного увеличилось, но ненадолго – она сделала новый выпад, и буря усилилась, продолжив преследование корабля. Подобно гигантскому пауку, судно карабкалось вверх по отвесной скале, а Володя наблюдал за происходящим, как ни в чём не бывало, и спокойно стоял на ногах, игнорируя все мыслимые законы физики. Откуда-то зазвучала мелодия, пленившая малыша своей красотой. Вовка обернулся, и сквозь всевозможные бреши в обветшалых корабельных конструкциях увидел вдалеке саму охотницу. Малыш не стремился рассмотреть её. Разум его уже был затуманен, поэтому, погружённый в транс, он просто пошёл на зов.

Стоило ему сделать всего пару шагов, как призрачный гарпун, извиваясь спиралью, вылетел ему навстречу. Капитан заметил это, лишь когда жало пробило детскую грудь. Рывок. Малыш полетел вперёд, срезав своим телом ближайшую мачту. Мелкая щепка разлетелась во все стороны. Корабль встряхнуло, будто он вздрогнул от боли, но с курса он не сбился: капитан приказал мачте вернуться на место. Пока это всё происходило, он, бежал за Вовкой с криком «тысяча чертей и бесноватый ангел». Благо, корабль ему во всём подчинялся, так что всего нескольких ловких выпадов хватило, чтобы настигнуть маленького пассажира, и, ухватив его за шиворот, отдёрнуть назад. В этот момент под рукой оказался пролетавший рядом канат, он-то и пробил ребёнку голову с лёгкостью горячего ножа, пронзившего кусок масла.

Маленький Вовка открыл глаза. Ему в лоб смотрела дедушкина дрель, лежавшая в стенном шкафу. Глеб стоял сзади и держал брата за шиворот. Всю оставшуюся ночь Глебу очень хотелось отчитать младшего: за его ночные похождения, за то, что так громко и тяжело дышит (как будто Вовка в этом виноват), но всё что ему оставалось это просто ничего не делать, потому что утром Вовка всё равно ничего не вспомнит. Глеб даже пытался накормить брата пирролидоном, но стоило младшему только прикоснуться к таблеткам, как они песком осыпались сквозь пальцы. Таких фокусов за историю болезни брата Глеб не припоминал. Ранним утром Глеб пытался дозвониться до мамы, чтобы сообщить о своих наблюдениях, но время, к сожалению, было слишком ранним, так что дозвониться не получилось. А бабушке с дедушкой никто не рассказывал, что происходит с маленьким Вовкой: когда узнают о таких недугах, красная дорожка в психушку расстилается в мгновение ока.