Андрей Пучков - Тени холодного солнца

– Ну а как вы, господа офицеры, каким оружием располагаете, – спросил нас краснолицый пивовар.

– Мне, милейшие господа, не совсем понятно о чём вы ведёте речь? У меня есть сабля, как положено офицеру, – ответил я ему. – Она изготовлена из очень хорошей стали, но никак не из серебра. Ещё у меня есть револьвер – морской Кольт модели 1851 года, но он опять же заряжен самыми обычными патронами. Что касается моего спутника, лейтенанта Струэнзе, то у него есть только сабля, потому что как военнопленному ему вообще не положено огнестрельное оружие. Сабля вообще-то тоже не положена, но я ему разрешил. Так что, почтеннейшие, как видите, для сражения с вашим носферату, мы явно не подходим.

– Тише, тише, господин офицер, – взмолился чернобородый. – Умоляю вас, не произносите это слово.

– Но отчего? – удивился я. Страх этих людей перед мифической угрозой откровенно забавлял меня. – Что такого ужасного в этом слове?

– Назвать вслух его подлинную сущность, значит призвать сюда, – усмехнулся «охотник», как я про себя прозвал мужчину в охотничьем костюме. – По крайней мере, так говорится в различных легендах. Извините, господин капитан, я не представился. Вы можете называть меня, Бруно, полагаю что этого пока достаточно. – В ответ мы, со Струэнзе, так же назвали свои имена.

– Ни какая это не легенда, господин офицер, – зашептал краснолицый Клаус брызгая слюной. – Всё так и есть, поэтому мы называем это дьявольское существо – просто ОН. Из-за него мы живём в постоянном страхе, как жили наши отцы и деды.

– Особенно если ты сам себя накручиваешь, – выразил здравую мысль господин Штютнагель. – Всё это сказки для дураков, господин офицер.

– Ха… Сказки значит? А пистолетик всё-таки купил, и пулями серебряными зарядил. – Чернобородый Маречек не приминул поддеть своего приятеля. Выпив ещё одну рюмку сливовки, я встал из-за стола.

– Ну что ж, господа, желаю вам успехов в борьбе с НИМ. А я, пожалуй отправлюсь спать. Струэнзе, вам я советую поступить аналогичным образом, завтра нам рано вставать. – Я двинулся к лавке у стены, где фрау Магда постелила для меня и датчанина, две перины.

– Господин офицер, – толстый пивовар выпучил на меня глаза. – Вы что же, действительно сможете просто так лечь спать?

– Конечно. Время сейчас позднее, а я прилично устал за сегодняшний день. Так что, на мой взгляд, это самое естественное желание. – Алоис, уже будучи в отвратительно пьяном состоянии, поднялся чтобы снять с меня сапоги, когда произошло это. Внезапно раздался ужасный, невероятно громкий и пронзительный собачий вой. Он прозвучал гораздо более зловеще чем тот что мы слышали во дворе перед заходом солнца. Чудовищный страх и предсмертная тоска обречённого животного слышались в этом вое, который, кажется, вымораживал душу. Мои случайные сотрапезники, все как один побледнели, съёжились, и втянули головы в плечи. Даже Струэнзе вздрогнул и открыл рот. Краснолицый пивовар, дрожащими пальцами, начал листать свою книгу и, найдя отмеченное место, забормотал молитву. Все присутствующие, включая датчанина, сделали то же самое. Интересно что за молитву читал этот лютеранин, находясь в окружении добрых католиков? Захваченный общим настроением я тоже невольно перекрестился.

– Нет-нет… он не может, – бормотал Алоис. – Он не может сюда войти. Без приглашения он не может… Господь ему не позволит. В растерянности, я вернулся за стол и налил себе ещё рюмку сливянки. Долгое время ничего не происходило, раздавалось только бормотание молитв.

– Что… Что это было, чёрт возьми, – сдавленно прошептал Струэнзе.

– Выла деревенская собака. Наверное хозяин отобрал у неё любимую кость, – предположил я, но никто не обратил внимания на мою шутку.

– Он идёт сюда! Упырь идёт! – произнёс Маречек вцепившись побелевшими пальцами в серебряное распятие. Я услышал как клацают от страха зубы Алоиса.

– Но он же не может… Без приглашения ему нельзя, – твердил мой ополоумевший денщик.

– Что ты заладил, не может да не может, – взвился чернобородый Маречек. – Да, он не может войти в дом где живут добрые христиане. Ему для этого нужно приглашение. Но здесь-то постоялый двор! Трактир! Ты понимаешь, парень? Здесь люди пьют, сквернословят, ведут похабные разговоры, блудодействуют. Поэтому этот трактир гораздо меньше защищён Господом, чем обычный дом.

– Вот если-бы, очертить вокруг стола защитный круг. Это могло-бы стать хорошей защитой от него, – сказал пивовар Штрубе.

– Так у тебя есть освящённый мел? – с надеждой посмотрел на него Маречек. Но пивовар лишь тяжело вздохнул и отрицательно мотнул головой.

– Ну и дурак же ты братец! Зачем тогда заговорил об этом? – накинулся на него чернобородый. – Воду освятил у отца Бернардо, а про мел забыл? Тупица, если ты всё знал, что ж заранее не позаботился. – А снаружи опять донёсся истошный собачий вой. Но на этот раз он был какой-то приглушённый, больше похожий на скулёж. Спустя секунду он сменился страшным визгом и оборвался на самой высокой ноте.

– Так что, он пьёт и кровь животных?! Собак?! – побледневший Алоиз вовсю трясся от ужаса.

– Пьёт, – внезапно ответил Бруно, всё время до этого молчавший. – Только кровь животных не имеет для него вкуса, и лишь на короткое время притупляет жажду. Для того чтобы насытится, вурдалаку нужна именно человеческая кровь. – Я с удивлением посмотрел на него. До сих пор, этот Бруно казался мне вполне вменяемым человеком.

– Вы хотите сказать что так говорится в легендах? – задал вопрос Струэнзе. Но Бруно ничего ему не ответил. В трактире опять повисла тишина. Все сидели молча, опустив головы и уставившись в стол. Страх витал здесь безраздельно.

– Послушайте, как вас там… – обратился Струэнзе к краснолицему пивовару. – У вас же есть целая фляга со святой водой. Если её аккуратно разлить вокруг стола, то она вполне может заменить, начертанный мелом, охранный круг. По моему стоит попробовать?

– А.. А-а-а… Господин офицер… Клаус Штрубе тупо уставился на Маречека. Тот звонко хлопнул себя по лбу и зажал бороду в кулак.

– А ведь точно, это тоже может стать защитой. Как я сам-то не догадался. Спасибо, господин офицер. Между тем, господин Штрубе бухнулся на четвереньки и, открыв флягу, стал ползать вокруг стола разбрызгивая святую воду. Неуклюже передвигаясь таким образом и отклячив толстый зад, он постоянно натыкался на стулья, с грохотом ронял их, чертыхался, но упорно продолжал свою работу. Наконец, разлив гораздо более чем требовалось святой воды, ему удалось ею очертить вокруг нашего стола, некое подобие круга или скорее овала. Теперь стол и сидящие за ним люди были надёжно защищены от потусторонних сил.