Уильям Хоуп Ходжсон - Карнакки – охотник за привидениями (сборник)

И вот, когда я был готов уже к чему угодно, на меня свалилось известного рода открытие. Было около часа ночи, и я неторопливо обходил замок, стараясь ступать по мягкой траве. Оказавшись в тени восточного фасада, я услышал высоко над собой зловещий гнусавый свист, доносившийся из неосвещенного крыла. И тут же впереди меня послышался негромкий мужской голос, произнесший с явным удовольствием:

– Святой Георгий! Не знаю, как вы, ребята, но я бы не стал приводить жену в такой дом!

Фраза эта явно сошла с уст воспитанного ирландца.

Кто-то начал было отвечать, но последовало резкое восклицание, а затем я услышал шаги людей, разбегающихся во всех направлениях. Меня, совершенно очевидно, заметили.

Несколько секунд я не сходил с места, ощущая себя полным ослом. Итак, в конце концов, это они устроили всю историю с привидениями! Каким же дураком я, в конце концов, оказался? Я не сомневался, что нечаянно столкнулся с какими-то из соперников Тассока, а ведь буквально только что был уверен, что встретился с настоящим, подлинным и скверным Делом! Тут же снова нахлынули и воспоминания о сотнях мелких подробностей, которые заставляли меня сомневаться в этом. Впрочем, имел ли я дело с естественными существами или сверхъестественными силами, выяснить предстояло еще многое.

На следующее утро я сообщил Тассоку о своем открытии, и все следующие пять ночей мы внимательно следили за восточным крылом, однако так и не заметили никого поблизости; и все это время, почти от заката и до рассвета, зловещий свист гнусавил высоко над нами во тьме.

На следующее утро после пятой ночи я получил телеграмму, заставившую меня вернуться домой ближайшим кораблем. Я объяснил Тассоку, что просто обязан отлучиться на несколько дней, и велел нести караул вокруг замка. Потребовал я у него только одного: дать мне нерушимое обещание никогда не входить в комнату между закатом и рассветом. Я объяснил, что ничего определенного нам так и не удалось узнать, и что если комната действительно такова, какой показалась мне с самого начала, то лучше ему умереть, чем хоть раз войти в нее после наступления тьмы.

Приехав сюда и уладив собственные дела, я решил, что вам, друзья мои, будет интересно узнать об этом деле; кроме того, мне хотелось еще раз разложить обстоятельства в собственном уме, поэтому я и созвал вас. Завтра я вновь собираюсь туда, а по возвращении непременно расскажу вам нечто удивительное.

Кстати, я забыл поведать вам о любопытной вещи. Я попытался записать свист на фонограф, однако он не оставил на воске никакого отпечатка. И это действительно чрезвычайно странно, скажу я вам. Другая удивительная подробность заключается в том, что микрофон не усиливает звук – он даже не передает его, не замечает, ведет себя так, словно никакого свиста вообще не существует. Словом, в настоящее время я полностью озадачен, ничего не понимаю, и мне хотелось бы знать, не забрезжило ли что-то в ваших добрых и мудрых головах? В моей, по крайней мере, пока еще пусто. Ну, а теперь – доброй ночи, – сказал он, поднимаясь на ноги, и сразу же начал выпроваживать нас на улицу, на сей раз – без обычных грубостей.

Через две недели Карнакки прислал каждому из нас визитную карточку, и, как вы понимаете, на сей раз я не опоздал. Когда мы собрались, хозяин сразу же повел нас в столовую, а потом, когда мы отобедали и устроились поудобнее, начал с того же самого места, на котором закончил:

– А теперь слушайте внимательно: я расскажу вам нечто странное. Я вернулся назад поздно вечером, и мне пришлось пешком добираться до замка, так как я никого не уведомлял о своем возвращении. Стояла ясная лунная ночь, так что прогулка оказалась скорее удовольствием, чем неприятной обязанностью. Когда я приблизился к дому, он оказался погруженным во тьму, и я подумал, что неплохо будет обойти замок снаружи и проверить, несут ли стражу Тассок или его брат. Однако я не сумел их найти и решил, что они устали и отправились спать.

Проходя мимо восточного крыла, с фасада, я услышал доносившийся сверху знакомый гнусавый посвист комнаты, нарушавший ночную тишину. В нем звучала странная нотка – я слышу ее и сейчас – негромкая, постоянная, полная непонятной задумчивости. Я поглядел вверх на освещенное луной окно и вдруг подумал, что стоит принести лестницу из конюшни и попытаться заглянуть в комнату через окно.

Приняв это решение, я обогнул замок и вышел на задний двор, где среди скопища различных пристроек отыскал длинную и достаточно легкую лестницу… впрочем, до чего же тяжелой она оказалась для меня одного, ведает только Бог! Сначала мне даже показалось, что я никогда не сумею поднять ее в одиночку. Однако я, наконец, сумел справиться с делом и очень осторожно приставил концы лестницы к стене, чуть пониже переплета того окна, что было пошире, а после, стараясь двигаться бесшумно, поднялся. Наконец лицо мое оказалось на уровне подоконника, и я заглянул внутрь озаренной лунным светом комнаты.

Конечно же, нечестивый свист был здесь громче, однако в нем по-прежнему оставалась та нотка насвистывавшей негромко себе под нос нежити… попробуйте представить ее себе. И все же, невзирая на всю задумчивость, в свисте угадывалось нечто жуткое и громадное – колоссальная пародия на человека, словно бы до слуха моего доносился посвист чудовища, наделенного губами монстра и душой человека.

И вот в этот-то миг я увидел нечто. Пол посреди просторной и пустой комнаты вспучивался странной и мягкой с виду горкой, посреди которой зияло трепещущее отверстие, пульсировавшее в такт негромкому, но могучему гудению. Время от времени дыхание его прерывалось, отверстие словно втягивало воздух и вновь разражалось этой немыслимой мелодией. И тут до моего онемевшего ума дошло, что штука эта живая. Передо мной, освещенные лунным светом, находились губы – колоссальные, почерневшие, жестокие, покрытые волдырями…

Они вдруг надулись, превращаясь в целый холм силы и звука, жесткий и грубый, четко вырисовывавшийся в лунном свете. Густой слой пота лежал на громадной верхней губе. И в этот же самый миг свист превратился в безумный визг, заставивший меня оцепенеть наверху моей лестницы за окном. А потом, буквально в следующий момент, передо мной оказался ровный пол комнаты… гладкий полированный каменный пол, простиравшийся от стены к стене, и наступило абсолютное молчание.

Представьте себе, какими глазами смотрел я внутрь притихшей комнаты, вспоминая зрелище, которое только что было перед моим взором. Я казался себе больным и испуганным ребенком, желающим лишь спокойно спуститься с этой самой лестницы и как можно быстрее убежать прочь. Но в этот самый миг я услышал голос Тассока, взывавший ко мне изнутри комнаты и моливший, моливший, моливший о помощи. Боже мой! Я находился в таком потрясении; охваченному страхом, мне казалось, что ирландцы все-таки заманили его внутрь комнаты и теперь торжествуют. А потом зов повторился, и, разбив окно, я прыгнул внутрь комнаты, чтобы помочь бедняге. Я смутно ощущал, что зов исходил откуда-то из мрачного зева большого камина, и сразу же бросился к нему, однако возле камина никого не оказалось.