Татьяна Степанова - Истории Раймона Седьмого

Мне было жаль их. Всех троих, по глупости вляпавшихся в такое мерзкое дерьмо. И самое гадкое, что я не знал, чем помочь. Хотя… зря я что ли кабинет ремонтировал? Хитрожопые нёхи решили поиметь с меня ремонт на халяву? А вот хрен им! Не уйду!

– Если Вы напишете по собственному, я пойму,– обречённо сказала директор,– никто не хочет быть жертвой. Я всех предупреждаю, но они хитрее меня…

-Но не хитрее меня,– усмехнулся я.– Не надейтесь, я так просто не уйду! Я ещё всем тут нервы попорчу, в своё удовольствие.

Она слабо улыбнулась.

-Я так и поняла с самого начала, Вы другой, не как остальные…и девочки ваши тоже.

-Дети не при чём,– отрезал я,– пусть спокойно учатся.

-Хорошо,– она серьёзно кивнула.

Мы возвращались обратно в школу. Здание старинного трёхэтажного особняка среди древних деревьев казалось мне несмотря ни на что, уютным и симпатичным.

У крыльца стоял грузовичок, охранник с физруком перетаскивали в школу рулоны линолеума. Я свистнул помощничков и присоединился к работе.

Девы отправились в Ларисин кабинет, помогать с уборкой и мытьём мебели. Директор расписалась в накладной и ушла к себе, а мы раскатали линолеум по коридору, чтоб выровнялся.

Я зашёл в свой многострадальный кабинет. Рассказ директора что то прояснил, но что то и запутал И каким боком тут синие гробы? Задницей чую, не просто так они тут стоят… Я остановился, прикидывая объём работ, и тут только заметил, что плинтус идёт вокруг шкафов– когда настилали линолеум в прошлый раз, их даже не трогали, просто вырезали дыру в линолеуме, и пустили плинтус, чтоб не отдирался.

-А чё нам делать?– недоросли топтались в дверях.

-Валите домой,– великодушно разрешил я,– завтра будем полы готовить, я сегодня плинтуса расколочу, сколько успею, а завтра всё снимем.

-А чего вам директриса рассказала?– осторожно поинтересовался Никита.

– А это под грифом 18+,– усмехнулся я,– рано вам мелким такие вещи знать.

-А правда, что тут чёртей вызывали?– о, как, вся школа в курсе, что ли?

-Государственная тайна,– я состроил страшную рожу,– так я вам все и рассказал! Короче, каждый думает в меру своей испорченности.

Они разочарованно покинули школу, а я пошёл искать гвоздодёр. Надо было отодрать плинтуса хотя бы…

Синие гробы стояли, как монументы. Я пнул один шкаф, потом другой. Подёргал дверцу– не открывается, похоже заперто. И что? Ломать– так ломать– я поддел дверцу гвоздодёром, не поддаётся. Крепко раньше делали. В итоге я тоже плюнул на всё и решил, что на сегодня моя трудовая деятельность закончена.

Забрал девчонок и пошли мы домой, с заходом в магазин и покупкой всяких вкусностей.

Девчонки тоже пытались расколоть меня на предмет разговора с директором, но я был непоколебим– сначала я сам должен был всё обдумать и выстроить линию поведения. Не хотелось мне их вмешивать . Маленькие ещё, вот через сотню– другую лет…

В моём почтовом ящике что-то лежало.

-Очередной спам,– вздохнул я, открывая ящик. Конверт, грязный и помятый, на лицевой стороне, вместо адреса и прочей лабуды крупно написано корявым почерком «Раймону Седьмому, графу Тулузскому». Оба-на! Вообще-то в миру меня называют несколько иначе…от кого бы это?

История 15-я. Сонно-непонятная.

Я сунул конверт в задний карман джинсов и начал отпирать дверь. Девицы сзади толкались и шуршали. Дома я не спеша разулся, поставил чайник и начал задумчиво перебирать купленные нами продукты.

-Хозяииин, а хозяин!

-Чего вам, есть хотите? Сейчас, чайник вскипит, и чаю попьём с пирожными.

-Ну хозяин…

-Не нукай, не запрягла! Что, интересно, да?

-А то,– Акулька нервно шмыгнула носом, Дунька терпеливо молчала, но её выдавали пальцы, теребящие клёёнку.

-Ладно, нате,– я положил письмо на стол. Оно выглядело ничуть не лучше, чем раньше– грязный, мятый, криво надписанный конверт.

-Лесом пахнет,– авторитетно заявила Дунька, взяв конверт в руки.

-И речкой,– добавила Акулька.

Я отобрал у них конверт и понюхал. Ничего не понял, выудил из ящика ножницы и аккуратно разрезал конверт сбоку. Вытащил из него сложенные вчетверо бумаги, развернул…мать моя женщина! Свидетельства о рождении, выданные администрацией Городеньевского сельского поселения. Водяницына Евдокия Всеволодовна и Водяницына Акулина Всеволодовна. Оригиналы. Я потряс конверт, оттуда вылетела четвертушка тетрадного листа, на которой тем же корявым почерком было выведено: «Береги». Всё.

-Дедушка прислал, с нашими,– Дунька снова понюхала конверт.

-И как нашли только,– озадачилась Акулька.

Я вспомнил, как в Шишигине демонстрировал свой паспорт и нисколько не удивился.

Чайник начал закипать, когда на улице зашумел дождь. Сначала капли шлёпались редко и увесисто, потом их стало больше…больше…вскоре за окном стоял сплошной гул. Я выключил чайник .

В дверь кто– то постучал. Потом позвонил. Я вздохнул и поплёлся открывать.

-Хозяин, а хозяин!

-Чего вам?

-Ты это…в общем нам тут мало, ты к себе не зови!

-Жадины мелкие,– пробурчал я и отпер дверь. На пороге стояла Маша, стряхивая с зонтика дождевые капли. Ниже пояса на ней сухой нитки не было.

-Манька!– я схватил её в охапку,– Мань, куда пропала, я соскучился, как не знаю кто!

-Я тоже, поставь меня на пол, граф!– Маша засмеялась.

-На тебе сухого места нет.– забеспокоился я,– пошли, я тебе одёжку другую дам.

-Я в твои знаменитые штаны не влезу,– засмеялась Маша,– я не такая перемотина как ты!

-Ничего, другие найдём.– я был в какой-то эйфории, сам не понимая почему.

Через полчаса мы всей дружной компанией пили чай с пирожными . Девицы усилено пихали меня ногами под столом и строили умильные рожицы. Я делал вид, что ничего не замечаю, и в красках живописал Маше наши школьные похождения. Ну, приврал малость, для драматического эффекта…кто не без греха!

-Знаешь, граф,– серьёзно сказала Маша, когда чай был выпит, а всё вкусное съедено и девицы тихонько удалились в свою комнату, усиленно подмигивая мне на прощание,– а она где то права, эта тётка. Ты и правда, какой-то другой.

-В смысле?– удивился я. Я поставил только что вымытую тарелку в сушилку и повернулся к Маше. Она смотрела на меня без улыбки, как-то немного грустно.– Мань, мы ж сто лет друг друга знаем, что во мне не такого?

-Я не знаю, как сказать,– она стиснула руки,– понимаешь, граф, ты всегда был какой-то особенный. В стороне от людей. Я ещё в художке заметила. Когда все толпой, а ты сзади, и всегда один. Я поэтому к тебе и подошла тогда, думала, тебе плохо, что ты один.

-Мань, понимаешь,– попытался объяснить я,– я не люблю человечье стадо, я какое-то не общественное животное. И одному мне тоже плохо. Правильно ты думала. Я, конечно врун и трепло, но вот ты мне очень нужна.