Виктор Кагермазов - Дикая груша – лакомство Ведьмы. Сборник рассказов

Сумчиху эта просьба мальчика настолько поразила, что она решила завтра начнёт с просьбы малыша, он настолько, бедненький, торопился высказаться, что даже не попросил, чтобы ему конфет принесли, а ведь дети, наверное, все любят конфеты.

В наступившую ночь Сумчиха пришла с новой силой, кончилось время, когда она не могла действовать полностью. Влада она застала, когда тот вечерял, ел брюкву, поливая её мёдом.

– Что, лакомишься? – ехидно спросила Сумчиха.

– Да… но тебе не предлагаю, ты же… ну, в общем… – ответил Влад.

– Видно, умнеешь потихоньку, коль не предлагаешь. Ты сегодня сам побудешь, а мне весточки по хутору передать надо, – сказала она, глядя мимо Влада.

– Тут такое дело, Дарья Ильинична, днём на улице Тимоху видел, так он сказал, что четверо странных мужиков так избили Егора Хратова, что тот лежит тяжёлый, поднялся бы, – осторожно рассказал Влад.

– А, ты вон о чём, это его сиги приучали, чтобы к Чёрной груше не ходил более, да в окна не заглядывал, за эти годы, слышишь, г-о-д-ы, никто ни одной груши не сорвал и не съел, даже с земли никто не поднял… никто, а тут, смотри, наглец, страх потерял, в окна заглядывает. Ты за него не думай, поправится. Ладно, пошла я, вон, доедай свою брюкву, да… там, на этажерке книга в кожаном переплёте, возьми и учи понемногу, пора уже, – возмущённо сказала ведьма.

В дом соседа мальчика Мити ведьма явилась в своём красном с чёрными зигзагами наряде, а чёрная шаль на голове усилила бледность её лица, от этого глаза казались ещё черней, блеск зрачков был ещё страшней.

Пётр, увидев ведьму, так испугался, что с криком кинулся в другую комнату, но не рассчитал и, ударившись о косяк двери, упал на пол, затем он стал лихорадочно креститься, пытаясь вспомнить какую-то молитву.

– Да брось ты, дурачина, руками махать, и слова, что ты говоришь, всего лишь слова и не более, не помогут они тебе, – раздражённо и зло сказала Сумчиха.

Пётр забился в угол и оттуда обезумевшим от страха взглядом смотрел на ведьму.

– Слушай сюда, паскудник, ты зачем собаку мальчика Мити бьёшь, что, с животиной сладил? – угрожающе спросила ведьма.

Она приблизилась и поставила красный свой сапожок на плечо Петра.

– Так вот, теперь ты будешь постоянно кормить, и жалеть пса! Ведь будешь!? – продолжая угрожать, жёстко спросила она.

Пётр не мог вымолвить не слова и только мотал головой.

– А для того, чтобы ты не забыл, побудь листом осенним на ветру! – бросила зло она.

При этих словах его подбросило и с силой ударило о пол, потом ещё и ещё, он весь трясся и пытался безуспешно зацепиться за пол, но это не удавалось, ногти срывались, от этого пальцы были все в крови.

– Запомни, Пётр, я второй раз не приду. Ты понял, о чём я говорю? – спросила она.

Он ответить не смог, только всё тряс головой. Сумчиха поменяла свои планы и вернулась назад к

Чёрной груше. Она быстро прошла к столу, присев, молчала, видно было, что она о чём-то напряжённо размышляет. Влад первым нарушил молчание.

– Что-то не так, Дарья Ильинична? – спросил угодливо Влад.

– Не так?! Я сейчас расскажу тебе, что было на кладбище! – и она поведала, что и о чём просили призраки, рассказала и то, что она уже была у соседа мальчика Мити, затем сказала:

– А вот к родителям пойдёшь ты, потому что они часто пьяны и могут сдуру беды наделать, так что одевайся и иди, передай всё, что я тебе рассказала.

Влад мешкал, а потом тихо возразил:

– Ну, я ведь как бы и не знаю, как да что…

Ведьма посмотрела так, что он, схватив плащ, быстро вышел. Уже на улице начал обдумывать, что и как скажет родителям мальчика Мити. Было уже давно за полночь, когда он подошёл к их обветшалому неухоженному дому, окна светились тусклым светом, была слышна громкая пьяная речь.

Влад постучал. Дверь открыл Михай, человек с кудрявой головой, небритый, в грязных штанах. Это был отец Мити. Увидев, кто пришёл, он отпрянул вглубь сеней.

– Что так встрепенулся, я ведь не Сумчиха!? – спросил Влад.

– Пламя и уголь одинаково жгут, – заикаясь, ответил Михай. Влад прошёл в хату и сел за стол, рядом сел Михай и стал наливать самогон.

– Ты погодь, Михай, с выпивкой, и жену зови, разговор у нас серьёзный будет, – сказал Влад твёрдо.

Пришла Нинка, в белой заношенной ночнушке, с опухшим лицом, одним словом, пьянь. Влад встал и взяв самогон, вылил его в стоящее ведро. Михай возмущаться не стал, промолчал.

– Слушай внимательно, Михай, и ты слушай, Нинка, больше вы пить самогон не будете, ясно!? – в приказном тоне сказал Влад.

– Это ж, почему не будем? – кривляясь, возразила Нинка.

– Сегодня у меня ночная гостья была, Дарья Ильинична, это она меня послала и вот что передала, чтобы вы не пили больше и игрушку из под крыльца достали, да завтра же на могилу своего сыночка отнесли, – сказал Влад.

После сказанного Михай и Нинка словно протрезвели совсем, и испуганно смотрели широко раскрытыми глазами, боясь пропустить хоть слово.

– Так мы ж, поэтому и пьём, с горя, дитятку нашего поминаем, – заикаясь, оправдывалась Нинка.

Влад вспылил и почти крича, сказал:

– Я что, непонятно вам сказал? Ты, Михай, завтра же в город поезжай, денег заработаешь и в три месяца, чтобы памятник на могиле Мити стоял, а ты, мать, завтра же игрушку отнеси, и конфет тоже снеси, положь!

Он достал из кармана три рубля и положил на стол.

– Вы всё поняли? И упаси вас не сделать этого, тогда не я приду, тогда Сумчиха придёт, думаю, понимаете, что будет! – с угрозой добавил он.

Выйдя от Михая, он было уже направился домой, да внимание привлекла телега с домашними вещами, стоящая у Петра во дворе. Влад подошёл и, видя, как тот усердно таскает узлы с вещами, спросил:

– Куда собрался? Никак покидаешь Живицу? – язвительно спросил Влад.

Пётр, увидев его, от неожиданности испуганно замер.

– Ты бы, Петя, прежде подумал, как же ты издалече собаку Митину кормить будешь, не с руки ведь, да и лучше не злил бы ты Сумчиху, это я ведь в положение войти могу и смягчиться, даже пожалеть кого, а у неё другие порядки, плавиться от мольбы не станет, или ты не уяснил этого ранее!? – сказал он.

Потом чуть помолчав, досадой в голосе добавил:

– Да я погляжу, с вами по-другому и нельзя, вот сегодня убедился!

Пётр, потупивши взгляд, стоял и слушал, затем как-то обиженно, по-детски сказал:

– Собака сама виновата, в огород лазит, – пролепетал он.

– Петь, ты бы лучше сходил на могилку малыша да сказал, что не будешь животину зря обижать, и вообще, живи по-правильному, чтобы осадка не было, а то ведь потом не исправишь, – поучал он Петра.

Влад вернулся к Чёрной груше. Как только он вошёл, Сумчиха подошла к нему и погладив его по щеке, сказала:

– Хорошо, молодец, всё по-умному сказал, и даже когда рассердился тоже по делу, их порой осекать надо.