Дмитрий Слай - Пасынок Вселенной. История гаденыша

Понял Крис. Он, разумеется, заметил мое размягчение мозгов, которое вступало в острую фазу, стоило Лоре появиться на горизонте. В первый раз он просто удивился. Потом вдруг помрачнел. А когда спираль моего неосознанного вожделения раскрутилась уже основательно сказал, печально покачав головой:

– Добром это не кончится.

Я не знаю, позировал он таким образом, подражая психологу, или на самом деле обрел вдруг некую секундную мудрость. А может, просто уже осознал по опыту, что со мной ничего добром не кончается. Так оно, в итоге и вышло.

Собственно, все в моей жизни, так или иначе, кончалось плохо. И схема была всегда примерно одинаковая. Я уже говорил, что Лора была на два года старше меня, так что, естественно, у нее в классе были свои взаимоотношения, друзья, первые попытки строить глазки мальчишкам и первые попытки со стороны мальчишек распушить пока еще не вполне пушистый хвост перед красивой девчонкой. Ну, а поскольку попытки и с той и с другой стороны были пока еще неумелые и неуклюжие, а восприятие и неосознанные позывы такого малолетка как я заставляли их воспринимать еще более… Короче, все как всегда – дети ни черта не понимают, а взрослые по некоему набору совершенно идиотских причин ни черта им не объясняют.

Нет, серьезно, много позже я стал задумываться, что у ребенка выросшего, например, где-нибудь на ферме и многократно наблюдавшего за сутью жизни – забоем скота, совокуплением зверушек, рождением всяких там ягнят-жеребят – никаких проблем с восприятием реальности не возникает. Так почему же тогда в городских условиях простые и естественные вещи вызывают у всех такой ступор и стыдливость с нежеланием пускать простое в мозг? Религия в этом виновата, что ли? Одно фальшиво-непорочное зачатие и гора вранья заставила людей стыдится своего естества? Нет, правда. Я вот таким родился – категорически не понимаю и не признаю этот странный постулат об абсолютной ценности человеческой жизни. Люди убивают друг друга в войнах, режут в подворотнях, но при этом одни правы, другие нет, а главное – все вместе продолжают талдычить о том, что убивать нельзя. Это уже не лицемерие – это откровенный бред. Впрочем, так же позже я осознал вдруг, что цивилизованность, в основном своем проявлении, – это неуклюжие потуги балансировать между лицемерием и цинизмом. Я предпочитаю цинизм. Но я же и не претендую на звание цивилизованного человека.

В общем, как бы там ни было, в том возрасте я смотрел на Лору сам не понимая и не пытаясь даже понять что со мной происходит, и был, очевидно, готов за нее умереть. Но, по моему складу, я всегда был расположен скорее к обратному действию – не умереть, а убить.

Знаете, каким бы я там ни был от рождения и благодаря странно сложившейся жизни, я всегда считал, что мужчина не должен поднимать руку на женщину. Не по каким-то там моральным причинам – просто это совершенно противоестественно. Как гомосексуализм. Дело не в правах голубых, не в чем-то там таком – просто все почему-то пытаются замылить тот факт, что это совершенно противоестественное действие. К сожалению, в детстве мальчишки частенько дерутся с девчонками (и так же частенько получают от них по мозгам), а если рядом и обнаруживаются взрослые, которые должны их научить, то они действуют так неумело и неуклюже, что… Про гомосексуалистов не знаю.

Короче, стандартная схема на школьной перемене. Перед дверью класса мальчишки и девчонки маются дурью, бегают, толкаются, в общем, совершенно нормально себя ведут. И совершенно нормально, что они частенько заигрываются и не могут остановиться. И если…

Тот пацан, наверное, и не был ни в чем виноват. То есть, сознательно он ничего плохого не планировал. Но заигрался, толкнул богиню моих грез, и она, неуклюже взмахнув руками, рухнула лицом прямо на приоткрытый край двери. Все учились в школе и все знают – в школе все жутко твердое. Очевидно, если бы это было иначе, дети разнесли бы учебное заведение молниеносно. А так – оно держится целый учебный год, вынося буйство. Скамейки в спортзале из такой древесины, что можно браться вдесятером, разбегаться и пробивать ворота вражеской крепости. Крючки в раздевалке, способные удержать на привязи африканского буйвола. И двери. Под многими слоями дешевой масляной краски, перекошенные, с усилием запирающиеся. Такие твердые.

Лора страшно вскрикнула и схватилась за лицо. Между пальцами брызнула кровь. Как потом выяснилось, ничего страшного, кроме разбитой губы там не было. А этот мальчишка… Черт, если бы нас учили… Если бы он бросился к ней на помощь, если бы хотя бы извинился… Но он стоял там и продолжал по-идиотски улыбаться. Наверняка он был напуган, наверняка ничего такого не хотел.

На меня все это подействовало как команда «фас» на бультерьера. Я, плохо соображая что делаю, сорвался с места, моментально набрал крейсерскую скорость, и прямо на этой самой скорости буквально внес ее обидчика в тот самый класс.

Разумеется, он не ожидал нападения с такой неожиданной стороны. И разумеется он пролетел несколько метров и рухнул на пол. Как, впрочем, и я. Но он пришел в себя чуть раньше. Ошалев от такой наглости, он набросился на меня с воплем: «Ты что, охренел, малолеток?!».

Мое счастье, что он не умел толком драться – большинство современных людей не умеют. Так что он просто схватил меня, зажал мою голову под мышкой, натужно шипя и, очевидно, размышляя как поступить со мной дальше. Долгие размышления в экстремальной ситуации ведут к плачевным последствиям. Пока мы там топтались посреди класса, я ухватился за подвернувшийся стул и очень удачно опустил его острый металлический край (кто помнит – стулья в школах на металлической основе) ему на подъем стопы. Разделся явственный хруст сломанной кости, он заорал, отпустил мою дурную башку и попятился. Я уже говорил, кажется, что у меня талант в обращении с подвернувшимися предметами. Вот тут он и сказался. Я успел повернуть стул на бок таким образом, чтобы мой несчастный обидчик, отступая, зацепился на него неповрежденной ногой и грохнулся как подкошенный, смачно ударившись затылком об пол.

Нормальный подросток на этом бы успокоился. Конченный неадекватный псих схватил бы стул, задрал над головой и добил врага. Со всеми вытекающими последствиями. А я… Я перекатил стул, упер острый край спинки ему в щитовидный хрящ и налег сверху. Так и давил, пока меня не оттащили и не скрутили.

Хотел ли я его убить? Понятия не имею. Я уже говорил – для меня система ценностей выглядит несколько иначе, чем для обычного человека. Может, я и не собирался его убивать, но и не дозировал свою агрессию, чтобы сохранить ему жизнь. Хочет ли пулеметчик, поливающий окрестности огнем, убить кого-нибудь конкретно? По-моему, дурацкий вопрос. Он же в этот момент не соображает ни черта.