Дмитрий Слай - Пасынок Вселенной. История гаденыша

– Не надо, я понял. Дальше.

– Туфли. Черные, всегда блестящие и начищенные. Но тихие, почти бесшумные.

– А вот это уже интересно, – кивнул Виктор. – На такие башмаки я бы посмотрел. Позволь предположить – он носит серые костюмы, неяркие рубашки и галстуки. Иногда – но только иногда – безвкусные джемперы, но все равно с галстуком.

– Как вы…

– Терпеть не могу такой прикид. А ему он явно нравится. Что еще?

– А что еще?

– Да все. Носит очки? Курит? Толстый или худой – ты мне даже этого не сказал. Как говорит, куда смотрит во время разговора?

– Поверх головы! – почти выкрикнул я сам не понимая почему.

– Ты чего орешь? – усмехнулся Виктор. – Да нет, ничего, ничего, не смущайся. Ты сам не знаешь почему, но это тебе показалось важным. Только вот раньше ты этого не замечал, не обращал внимания и не придавал значения. Я прав?

– Ага.

– Это нормально, – хмыкнул Виктор. – Люди ни черта не видят и не замечают вокруг себя. А уж о том, чтобы делать выводы и речи нет. А потом восторгаются каким-нибудь Шерлоком Холмсом, который всего-навсего взял на себя труд протереть глаза и включить мозги.

– И вы меня этому научите? – обрадовался я.

– Не-а, – возразил он. – Этому ты учись сам. Чему тут учиться? Просто набирайся опыта. Но ты знаешь, Шерлок Холмс ведь был идиотом. Благо что литературным персонажем.

– Почему?

– Да потому что он, как и всякий идиот, обуреваемый гордыней, спешил поведать всем на свете о том что он умеет, что видит и как это делает. Большинство людей так устроены – если они видят что-то в человеке, они спешат ему об этом сообщить. Идиоты так и поступают. Со знанием можно поступать по разному. Можно разбазаривать. Можно пытаться впихнуть его в мозг тому, кому оно не нужно – это называется навязывать мышление. А можно держать при себе и пользоваться по мере надобности.

– Как это?

– Ну вот смотри. Ты глядишь на человека, ты замечешь как он себя ведет, как одевается, как смотрит, как ходит. Это пропасть информации. Потом ты можешь понять как он думает. А можешь и не понять. Или понять неправильно. Потом ты замечаешь что его раздражает, а что радует. И в итоге?

– Я могу на него влиять.

– Хороший мальчик, – похвалил Виктор, откинувшись на спинку сидения. – Так что теперь давай, рассказывай про своего Большого Папочку. Только именно как я просил – без соплей и нытья про трудное детство.

– Никакой он не мой! – возмутился я.

Виктор снова с недоумением уставился на меня и спросил:

– Он влияет на твою жизнь?

– Еще как, – вздохнул я.

– Он вызывает в тебе эмоции?

– Кое-какие точно вызывает.

– Ну и после этого ты говоришь, что он не твой. Еще как твой. Давай, рассказывай.

И я стал рассказывать.

Можно, конечно, подробно описать как мы приехали в приют, как Виктор играючи преодолел секретаршу Большого Папочки (никогда в жизни не пойму зачем директору приюта секретарша, но она была), можно рассказать, как мы вошли в кабинет Большого Папочки, который поначалу не понял вообще о чем речь, а потом понял и стал требовать, чтобы я вышел и не присутствовал при разговоре. Но Виктор как-то удивительно мягко, почти без нажима убедил его, что поскольку речь идет обо мне и моем будущем и вообще всей жизни, мне лучше тут вот поторчать и послушать. Дабы устрашился я перспектив и весь с дерьмом изошел в раскаяние встав на путь просветленного исправления. Видимо.

Вот это и в самом деле было удивительное зрелище. И я железобетонно уверен, что одной из главных целей всего нашего предыдущего общения с Виктором было заставить меня присмотреться и понять, что происходит в кабинете. А происходило то, что великий манипулятор обрабатывал раздутого от крошечной власти и гигантского самомнения чиновника – директора ювенального заведения. Виктор как будто преобразился. Никаких скабрезностей, никакой резкости, никаких шуточек. Но он вертел сознание Большого Папочки как ему хотелось.

Речь шла о том, что мальчику (мне то есть) нужна дисциплина, что иначе я пропаду, попаду в беду, и это будет обидно, потому что, в принципе, если не отвлекаться на то, что в течение недолгой своей жизни уже чуть не прибил двух человек, в остальном я просто с ума сойти какой замечательный и талантливый и вообще супер. А я, после недолгого, но крутого промывания мозгов от Виктора смотрел на все это во все глаза и поверить не мог, что Большой Папочка покупается на всю эту ахинею.

И в итоге все сошлось на том, что я буду оставаться после школы на некий факультатив и занятия с Виктором, а он лично головой ручается, что больше ничего плохого и страшного я не сотворю, что эти его уроки исцелят мою психику, наставят на путь истинный и вообще сотворят из меня полноценную овцу… Агнца, то есть.

Жуть.

Когда мы вышли из кабинета – причем, Большой Папочка так долго и душевно тряс руку Виктора, что мне показалось будто он очень хочет оставить ее себе на память, но стесняется попросить, – я спросил:

– Зачем вы это сделали?

– Что именно? – спросил он.

– Вы за меня поручились, я так понял.

– С чего ты взял?

– Но вы обещали, что если я…

– И он повелся. Чем ты недоволен?

– Но тогда получается… Получается, вы его обманули?

– Конечно, – усмехнулся он. – Ну и что? Не в первый и не в последний раз. А ты что, всерьез думаешь, что можно вот так полагаться на другого человека и брать на себя ответственность за его поступки?

Я растерялся еще сильнее.

– Он поверил, потому что привык верить в подобную ересь, – сказал он. – Странно, что в это поверил ты. – Он глянул на меня прищурив один глаз. – Ты меня снова разочаровываешь.

– Так значит… Значит…

– Значит, если ты облажаешься, меня точно не будет мучить совесть. И мне будет совершенно плевать на чье-то мнение. А еще это значит, что ты ничего такого в отношении меня не должен.

– Вообще?

– Ага. Если ты будешь у меня учиться, потому что тебе будет интересно – ты и так постараешься не лажать. А если… Знаешь, если кому-то нечего тебе сказать, если он тебе бесполезен, но пытается тебя к себе привязать каким-то там чувством долга, эмоциями, мой тебе совет – дай ему по башке сковородкой и вали к чертовой матери подальше.

– Обязательно сковородкой? – усмехнулся я.

– Ты прав, – серьезно согласился он. – Сковородку жалко. Ну да ладно. До завтра.

Он протянул мне руку и я ее пожал.

«Учиться, учиться и еще раз учиться».

Владимир Ульянов (Ленин)

Два года. Два года сказки – жутковатой и восхитительной. Два года безжалостной магии на кончиках пальцев, как говаривал самый популярный укурок XX века. Сейчас, спустя время, я, с нынешней точки зрения взрослого (хотя и не совсем нормального) человека пытаюсь понять кем все-таки был Виктор. Откуда он такой взялся – Учитель без жалости, без розовых соплей. Откуда в нем был этот странный талант и его методы? И был ли это вообще талант и какие-то там методы? Может, он и впрямь таким образом развлекался и все? Удивительно, но я так ничего про него не узнал. Он был, и его как будто не было. Только самые общие анкетные данные. Позже я взломал компьютерную базу данных и поинтересовался его персоной. Ничего. Ничего такого, что отличило бы его от прочих безликий существ из базы данных. А значит, базы данных врут. И еще я всегда пытался понять – прав он или нет. В том, что он делал для многих пацанов и, в частности, для меня. Может ли врач не быть добрым? Нет, ну в самом деле – если врач великий мастер и профессионал, но при этом ему совершенно наплевать на пациента? Что для пациента важнее – доброе отношение или исцеление? Доктор Хаус появился намного позже, но даже он не дал ответа на этот вопрос.