Колин Уилсон - Бог лабиринта

– Шкурки зайцев или шкурки кроликов?!

– Селедка из Даблин-бей!

Перед моим внутренним взором все это прошло так живо и четко, что я свернул в неправильном направлении на Коллидж Грин и вынужден был вернуться назад, чтобы попасть в «Шелбурн». В номере я откупорил бутылку «Волнея», которую захватил с собой из дома – хотя было всего лишь половина пятого – и меня перестали волновать проблемы «двойного сознания». Более того, когда я закрыл глаза, то ясно представил себе картины Дублина, которые во многих отношениях были подобны тем, какие я мог видеть из своего окна сейчас (хотя в те дни Стефенс Грин был окружен забором и рвом, а не железной оградой) – также многолюдно и шумно, только улицы были большей частью вымощены булыжником, а дома выглядели чище и красивей. Тогда так же воняло – особенно в середине лета – нечистотами и рыбой. И мачты со свернутыми парусами, которых было тьма на реке Лиффей, напоминали Венецию. После третьего бокала вина «двойная экспозиция» совершенно исчезла, и мне пришло в голову, что Шеридан Ле Фаню, вероятно, мог бы написать сильную и грустную повесть о двойственности человеческого мозга, вместившего в себя двух человек из разных столетий. Я даже ясно себе представил трагический характер, во многом сходный с самим Ле Фаню, потому что в своей основе мировоззрение этого писателя пессимистичное и пораженческое. И в этом вся суть. Я смотрю на мир более оптимистично и жизнеутверждающе.

Я позвонил Диане и сообщил, что добрался благополучно. Едва успел я повесить трубку, как раздался звонок от Клайва Бейтса: я ему написал, что остановлюсь в «Шелбурне». Я пригласил его отобедать вместе. Он принял приглашение, но предложил, чтобы сначала я заехал к нему на рюмку вина. Он живет на Рейнлаг-роуд, напротив монастыря. Около пяти часов пополудни я поехал к нему. На вид он оказался полноватым молодым человеком с оксфордским произношением. Квартира у него была комфортабельная со множеством книг, особенно о театре и балете. Бар был забит до отказа. Клайв Бейтс, очевидно, имел хорошее состояние или высокооплачиваемую работу, а возможно, и то и другое. Все в его квартире свидетельствовало о любви хозяина к комфорту. Он казался благовоспитанным и легким в общении человеком, но жесткие складки у рта свидетельствовали о том, что он может быть жестоким и властным, если стать у него на пути.

Пока мы пили водку и мартини, разговор носил общий характер, затем он заговорил о моих книгах и о других писателях – наших общих знакомых. Некоторое время он проработал в «Форин оффис» – после учебы в привилегированных учебных заведениях Итона и Баллиоле – и имел возможность встречаться со многими литературными и театральными знаменитостями. Что касается меня, то я стараюсь избегать встреч со своими коллегами: многие писатели работают на широкую публику – они мне скучны. Лишь немногих современных литераторов я действительно люблю. Поэтому скоро наша беседа стала меня раздражать. После получаса подобного переливания из пустого в порожнее я тактично попытался перевести разговор в другое русло. Я осведомился о здоровье его деда.

– Ах, да! Старик хочет увидеться с вами. Я рассказывал ему о вашей работе. – Он бросил взгляд на часы. – Обычно он свободен в такое время. Вы не возражаете, если мы еще до обеда заглянем к нему?

Я ответил утвердительно, стараясь скрыть свое нетерпение.

Мы на машине отправились на Бэггот-стрит, хотя туда можно было бы легко дойти пешком. У Клайва Бейтса был спортивный автомобиль с очень низкой посадкой, и мне казалось, что мои ягодицы едва не касаются земли, находясь от нее в каком-то футе. Когда мы садились в автомобиль, Бейтс спросил:

– Конечно же, вы занялись этим ради денег?

На мгновение я оторопел и недоумевающе посмотрел на него. Он продолжил:

– Этот парень Донелли, кажется, довольно низкопробный негодяй и распутник, не правда ли? На днях я просматривал его книгу о лишении девственниц невинности. Довольно отвратительное чтиво.

Я начал объяснять, что эта книга, по-моему, фальшивка, а потом, не знаю почему, рассказал о Флейшере и его задании.

Мы припарковались на Бэггот-стрит. Как бы между прочим Клайв Бейтс заметил:

– Кстати, вы ничего не слышали о Секте Феникса?

Я недоуменно уставился на него. А затем со мной произошла странная метаморфоза. Внезапно я снова превратился в Эсмонда, или, вернее, Эсмонд смотрел сквозь мои глаза. Я сказал:

– Смутно представляю эту секту. Какой-то магический культ?

– Более или менее. Донелли был членом этой секты.

– Откуда вам это известно?

– Из бумаг деда. Он всегда интересовался Сектой Феникса. Он вычитал об этом у мага и чародея по имени Макгрегор Мазерс. Возможно, его книги попадали вам в руки?

– Конечно. У меня есть перевод его «Зогара». У нас уже не оставалось времени продолжать разговор. Мы позвонили в двери, а несколько мгновений спустя нам открыла молоденькая медсестра, которую Бейтс фамильярно назвал «моя милая Бетти» и ущипнул сзади. Мне показалось, что ее смутило мое присутствие. Мы поднялись в спальню. Это была темная комната, хотя снаружи было еще светло. Портьеры на окнах были полузадернуты, и тусклая лампочка освещала постель.

Как я и ожидал, Исаак Дженкинсон Бейтс оказался болезненным, хилым старичком с лысой головой и пергаментного цвета кожей. Когда он приподнял руки с одеяла для приветствия, они конвульсивно дергались, и он быстро уронил их снова на постель. Он спросил, не хотим ли мы выпить. Мы оба отказались, но он настаивал:

– Я знаю, молодые люди обычно пьют в такое время.

Он попросил молодую медсестру налить нам шерри. Я не смог из вежливости отказаться, но вино оказалось сущей дрянью. Старик несколько минут разглагольствовал об истории шерри и о своей собственной теории: на его взгляд, это вино называли когда-то «мешком», потому что виноград для его приготовления выжимали прямо в мешках. Потом, без всякого перехода, вдруг заговорил об убийстве на ирландском острове Ай. Я прочел все, что только смог достать об этом деле, но мой труд оказался напрасной тратой времени: минут за десять он медленным, тягучим голосом выложил все детали этого убийства.

Когда старик на мгновение прервал свой рассказ, Клайв Бейтс заметил:

– Мистер Сорм знает о Секте Феникса.

– Ах, да, конечно же… Донелли состоял в этой секте, а это было, нужно сказать, отвратительнейшее и развратное сборище. Да, бесспорно, она возникла на основании веры в то, что если пары совокупляются, то им не грозит никакая болезнь. Поэтому во время Черной Смерти это стало причиной самого разнузданного разврата. Ко времени Донелли эта секта превратилась просто в сборище негодяев. Вы знаете книгу де Сада «Сто двадцать дней Содома?» Я почти уверен, что в этом произведении де Сад сатирически высмеивает Секту Феникса – вы помните сюжет романа: четверо мерзких старых развратников устраивают своего рода сексуальный зверинец в сельском доме. Старик Том Вайз считает, что именно поэтому де Сад провел большую часть жизни в тюрьме: он слишком много знал об этой секте. Клайв Бейтс заметил: