Мария Барышева - Коллекция

— Нет, Кир, совсем пойдем. Мне сегодня позарез нужно быть на одной встрече, поэтому я тебя заве…

— Ну-у, Сереж, ты что?!.. Мы же вчера договаривались, да и у Ромки день рождения…

— Кир, я правда не могу сегодня, — Сергей потянул ее за руку. — Ну, прости-прости… Пойдем.

— Нет, Сереж, я останусь, — Кира мягко высвободилась. — Сегодня новые фигуры объясняют, я хочу посмотреть.

— Одна?

— Ну и что? Вон несколько наших девчонок из-за нехватки партнеров почти все время одни танцуют — и ничего. Нет, я останусь.

— Ладно, как хочешь. Только сильно не задерживайся, вас же наверняка после начала отмечания куда-нибудь да понесет.

— Ага, — рассеянно сказала Кира, глядя на Тоню, которая уже делала ей знаки вернуться в центр зала.

— Если будешь очень поздно возвращаться — позвони мне, я постараюсь тебя отвезти… Ты ведь не обиделась?

— Конечно нет, дела — я все понимаю… Ладно, Сереж, я пошла — они уже начали.

— Может ты и мою партию заодно запомнишь, — он улыбнулся, и Кира пожала плечами.

— Никаких гарантий… Сереж, что ты так смотришь — не обиделась я.

Сергей поймал ее ускользающую руку, наклонился и коротко выдохнул Кире в ухо — тепло и щекотно:

— Люблю…

Прежде, чем она успела ответить, он легко скользнул по ее губам поцелуем, развернулся и пошел к длинному ряду стульев, где была свалена одежда. Некоторое время Кира ошеломленно смотрела, как он сгребает свои вещи и неторопливо идет к занавесу, потом слабо улыбнулась некоей особенной, обращенной к самой себе улыбкой, как умеют улыбаться только женщины. Она не ожидала этого слова — она вообще не рассчитывала его услышать, ведь их отношения были такими легкими и простыми, ни к чему не обязывающими и оттого удобными для обеих сторон. А теперь… С одной стороны, это приятно и волнующе, но с другой, может все осложнить. Можно, конечно, надеяться, что Сергей сказал это просто так — ведь многие говорят такие слова с легкостью, потому что под ними одна лишь пустота, а женщинам очень нравится такие слова слушать.

«Стас был бы на седьмом небе, если б услышал!» — вдруг почему-то подумала Кира и мысленно криво усмехнулась. Стас ведь уже чуть ли не записал Сергея в родственники и относился к нему с редкостным благодушием, хотя иногда, когда Мельников в его присутствии позволял себе вольности — обнять Киру или подшлепнуть — Стас ничего не говорил, но взгляд его резко сужающихся глаз наполнялся такой холодной злостью, что это пугало даже Киру.

Но Сергей ушел, а занятия продолжались, и вскоре она выкинула все это из головы, увлеченная разучиванием новых фигур. В одиночку было трудновато отработать движения правильно, но все же вскоре она приноровилась, перебрасываясь смешливыми взглядами с теми девушками, которые сегодня тоже танцевали одни. Для закрепления каждой фигуры она то и дело одалживала у Оксаны Ромку. Ромка одалживался охотно и быстро заявил, что вполне готов работать на два фронта, за что получил от Оксаны подзатыльник, правда, для этого той пришлось подпрыгнуть. Танцевать с Ромкой было легко и весело. По профессии он был электриком, по характеру — шумным и говорливым, безумно любил поэзию и знал наизусть множество стихотворений, которые и зачитывал постоянно кстати и некстати. Чаще всего лиричность посещала его во время танцев, что то и дело сбивало партнеров с ритма. Вот и сейчас, используя те моменты, когда Кира была в пределах досягаемости, он вещал, попутно делая шаги и раскачивая бедрами:

Не плачь, не плачь, мое дитя,

Не стоит он безумной муки.

Верь, он ласкал тебя шутя,

Верь, он любил тебя от скуки!1

— Мой юный друг! — в конце концов вспылила Кира. — Если ты не прекратишь мне мешать, я больше не буду тебя одалживать или вообще уйду — тоже!

Занятия закончились на пятнадцать минут раньше обычного, старый потрескавшийся стол наскоро уставили бутылками и пластиковыми стаканчиками, дополнив экспозицию парой небольших тортиков, столпились вокруг него и провозглашали тосты до тех пор, пока бутылки не опустели и от тортов в коробках не остались одни лишь крошки и пятна крема, а после этого снова включили центр и танцевали. Кто-то, с милостивого разрешения никуда сегодня не торопившихся преподавателей, сбегал в магазин. С четвертого этажа спустилась и заглянула на шум группа с современных танцев. Часть из них была знакомыми, часть вообще никто не знал, но остались все, и еще долгое время в зале горел свет и до самого потолка был наполнен он разговорами и смехом, музыкой и танцами, и Кира танцевала вместе со всеми — и классические танцы, и современные, повторяя движения за танцующими, и все сегодня давалось удивительно легко. Иногда даже чудилось странное — что она не просто слышит музыку, а чувствует ее каждой клеткой своего тела, и это музыка, а не блестящий усталым блеском паркет, стелется под ее ногами, и это она дает ей такую удивительную легкость, что можно взлететь в очередном сложном провороте… Вокруг было так светло, так ярко, столько жизни, ее захлестывало и крутило в этом, как крутит легкий камешек внутри высокой волны, и ей не хотелось обратно в тень. Совсем не хотелось. Не хотелось никогда.

Она возвращалась домой заполночь. И Стас, и Сергей звонили уже несколько раз, и Кира, устав отвечать, что все в порядке и она уже скоро придет, в конце концов просто отключила телефон. «Топик» умчался, оставив ее на безлюдной остановке, и Кира неторопливо пошла по дороге, залитой лунным светом. Музыка все еще звучала в ее теле, и она шла, пританцовывая и размахивая руками. Неважно было, увидит ее кто-то или нет — иногда это совершенно не имеет значения, и Кира стучала каблуками по лунному асфальту, переходя то на лонгстеп, то на шаг самбы, то подпрыгивала, как в джайве, то быстро перебирала ногами в «зигзаге» или плетении квикстепа. Она сорвала пышную ветку китайской сирени, тягуче-ароматной и величаво помахивала ею, двигаясь в томном полуповороте вальса, в зовущих шагах румбы или шагах-дуге танго, а потом сбивалась на пасадобль и ветка сирени превращалась в рапиру… хотя женская партия вроде как не подразумевала рапиры. И вращая кистями рук, Кира с усмешкой думала, что если кто-то и увидит ее, то наверняка решит, что она пьяна в дым или сошла с ума. А может и то, и другое вместе. Смешно. И когда за кустами хрустнули ветки под чьими-то лапами, она не обратила внимания на этот звук. Небось, опять все тот же пес. Сегодня даже он не вызвал бы у нее раздражения. Интересно, какой он?

Пьяна она не была. Легкий хмель — не более того. Ее пьянил яркий праздник, с которого она возвращалась, он держал ее крепко и не хотел разжимать объятия, он шел рядом с ней, напевал и нашептывал движения и сообщал ритм ее стучащим каблукам. Какое значение имеет время суток и место, что значат выбоины дороги, дворовые бугры и впадины, камни, трещины — все земные неровности? — ведь все они словно превратились в гладкий паркет, и протанцевав до середины двора, Кира так ни разу и не споткнулась. На несколько секунд она застыла, небрежно оглядываясь. Под огромными акациями не было ничего кроме полумрака, окна ее квартиры темны, значит, Стас сидит в гостиной. Большинство в окрестных домах уже потушили свет, и только в соседнем в трех верхних окнах горели все огни, громко играла музыка и слышались голоса — там тоже был какой-то праздник. Кира прислушалась к известной песенке «Аnique» — «Оpa opa» и снова затанцевала, смешав воедино движения самбы, ча-ча-ча и кое-что из современного танца. Получившаяся смесь оказалась неожиданно захватывающей, и она кружилась посередине двора, совершенно забыв, где находится, и остановилась только тогда, когда лившаяся сверху веселая мелодия сменилась чем-то меланхолично-задумчивым. Даже за полсекунды до того, успев в очередном провороте зацепиться взглядом за выступившую из-за толстого ствола акации высокую тень. Вздрогнула, уронив ветку сирени, и дернулась назад, готовая метнуться в подъезд…