Емельян Аввакумов - Завещание вурдалака

– Гм, – хмыкнул дед. – Выходит, ты, Пашка, с большими людьми накоротке… Ладно! Раз приехал, должен все узнать про бабку. – Ильич сунул зажигалку в карман и погрузился в воспоминания. – Нюрка, Нюрка! Как живая, перед глазами стоит! До самой смерти красавицей была, мужики на нее заглядывались! А знаешь, Пашка, почему? Ведьма наша Нюрка была!

«Так, похоже, сейчас что-нибудь загнет, – подумал Павел. – Главное, чтобы от темы не отклонялся и про леших с домовыми не начал байки травить».

Надо сказать, что ко всем этим фольклорным побасенкам про нечистую силу и злых духов Павел относился несколько снисходительно. «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой» – так, кажется, когда-то написало их русское «всё» по фамилии Пушкин. Полностью согласен. То ли дело английские замки с привидениями, граф Дракула со товарищи или, на худой конец, немецкие вервольфы! В них верят, их можно потрогать, они вообще в Европе по улицам разгуливают. О них книги пишут, фильмы снимают, почитают их, одним словом. Вот люди и привыкли к ним, воспринимают их как нечто само собой разумеющееся. А здесь… Разве что дети верят в сказки про ведьмаков. Да и то не все. Атеисты сплошные. Или язычники. Черт их разберет.

– Да-да, Паш, ведьма, – будничным голосом, словно такое было сплошь и рядом, сообщил Евсей Ильич. – И не кривись, внучек. Бабкин дар и тебе передался. По крайней мере Нюрка как-то обмолвилась. Или не прав я?

Вместо ответа Ткачев вздохнул. Конечно, дед-шишок в бейсболке прав. С недавних пор и сам Павел был вынужден объяснять свои паранормальные способности генетической предрасположенностью. Куда ж денешься…

– А в чем ее дар проявлялся, дядя Евсей? – поинтересовался он, оставив вопрос Ильича без ответа.

– До войны Нюрка приворотами и отворотами занималась, – пояснил Евсей Ильич. – И не так, как сейчас шарлатаны, которые в газетах объявления пишут. Настоящая была ведьма. Парни и девки к Нюрке со всего Глинска табунами ходили. Через нее много пар счастливых сложилось. Только всегда, прежде чем человека выслушать, сядет, бывало, Нюрка перед ним и уставится прямо в лицо. Ничего не говорит, просто смотрит. Вроде как определяет, нет ли у него какой мысли темной. А потом словно оттает, начнет спрашивать, в чем его беда…

Павел опустил глаза. Он прекрасно понял, о чем говорил старик, поскольку сам постоянно практиковал похожий способ получения информации. И хотя он был много сложнее описанного и подразделялся на множество разных подвидов и методик, разработанных деятелями Ордена Иерархии, суть была одна. Теперь понятно, почему у Павла никогда не возникало проблем с обучением сканированию.

– А еще Нюрка людей лечила, – продолжал Евсей Ильич, глубоко затягиваясь и приглашающе кивая головой в сторону лежавшего на обочине бревна, возле которого стояло несколько гладко обтесанных чурбанов. Наверное, принятое в среде путейской элиты место для азартных игр типа домино, догадался Павел. Казино по-глински. – И целебные зелья варила. Бог весть какие она туда травы мешала, никто рецепта не знал. Но факт есть факт – одного соседа на Путейской от рака вылечила. Врачи от него отказались, он уж и завещание написал, все семейство слезами обливалось, как водится. А Нюрка пришла навестить, выслушала жалобы и велела пока не паниковать. Неделю химичила у себя в задних комнатах, наварила какого-то зелья, заставила выпить. И что ты думаешь, Паш? Этот сосед только в запрошлом годе помер!

– Н-да, похоже, мастерица бабка была, – неопределенно протянул Павел, устраиваясь на бревне по правую руку от Евсея Ильича.

– Ну, а уж после этого случая у Нюрки, как сейчас принято говорить, от клиентов отбою не стало. Я сам не видел, но у нас поговаривали, будто по ночам за ней черный «воронок» приезжал.

– НКВД, что ли?

– Ну да, – понизил голос Евсей Ильич, доверительно наклоняясь к Павлу и обдавая его крепким запахом вчерашнего перегара. – Только возили ее не в тюрьму или там на допрос, а чтобы реально помогла. Все наши городские головы у нее лечились – и партийные бонзы, и генералы.

– Не знал, – усмехнулся Павел, слегка отстраняясь. – Вроде, когда я у нее жил, никто особенно к нам не захаживал. Хотя… кто знает. Я маленький был, может, внимания не обращал.

– Да, когда ты приехал, все уже по-другому было, – согласился Евсей Ильич, выразительно поглядывая на оттопыренный нагрудный карман рубашки Ткачева. Павел перехватил его взгляд, вытащил пачку и протянул старику. Тот вынул сигарету, пачку засунул в карман телогрейки. На этот раз он не спешил, тщательно размял «Мальборо» желтоватыми пальцами, аккуратно оторвал фильтр и только после этого сунул в рот. – Всякие темные дела у нас в городе стали твориться.

– Какие темные дела?

– Это я толком не знаю, я ж тогда сидел, – развел руками Евсей Ильич, страдальчески морщась. – Вроде Матвей Нюркин чудил…

– Какой еще Матвей?

Павел точно знал, что его деда по материнской линии звали Кузьмой (еще в Москве навел кое-какие справки). Дед погиб во время Великой Отечественной. Бабка больше замуж не вышла – да это и понятно, мужчин после воины мало осталось, на всех не хватало. А тут какой-то Матвей…

– Матвей-то? – затянулся Евсей Ильич и озорно подмигнул Павлу. – А хахаль Нюркин. До войны к ней таскался.

– Любопытно… Я первый раз слышу.

– И лучше было бы, если бы ничего не знал. – Евсей Ильич принялся пускать дым колечками. – Темный человек был. Не любили его у нас.

– А бабка любила?

– Да вроде все у них склеивалось. Матвей был намного ее старше, лет на пятнадцать, а то и на двадцать. Овдовел в тридцать пятом. Тогда многие перемерли – сам понимаешь, колхозы, коллективизация… Грустил Матвей недолго, начал к Нюрке подъезжать. Она его привечала, только замуж не спешила – молодая была, думала, встретит еще парня помоложе да посвежее.

– А потом?

– Потом суп с котом! – неожиданно ответил дед. – Неплохо бы спрыснуть встречу, а? Не каждый день такие бывают!

– Не вопрос, дядя Евсей! Ты мне дорасскажи, а потом уж мы в магазин… Все чин чинарем.

– Ну ладно, верю. Внуку Нюркиному грех не поверить… Что, говоришь, потом было? А потом, Пашка, война началась, – посерьезнел Евсей Ильич. Светлые, выцветшие глаза старика слегка заволокло туманом, чуть дрогнули углы губ, глубже залегли морщины на лбу. – Матвей в сорок первом ушел добровольцем на фронт. А через год пришло на него извещение, мол, пропал без вести, скорее всего, пал смертью храбрых. Выяснять никто не стал, официальных родственников у Матвея не было, а Нюрка – так, ни жена, ни невеста.

Евсей Ильич замолчал и принялся почесывать пятерней под бейсболкой, будто стараясь таким способом пробудить дремавшие много лет воспоминания. Павел не мешал старику. Он отвернулся, обозревая окрестности. Какие-то крупные цветы, похожие на золотые шары, торчали за невысокой оградкой палисадника, возле которого помещалось незатейливое «казино». Что-то едва ощутимо ёкнуло в сердде, словно Павел услышал далекий голос из детства. Он помнил эти цветы – тогда они казались ему чуть ли не размером с солнце, яркие и праздничные, как новогодние игрушки…