Джен - Монастырь потерянных душ

Я сидела недалеко от сдвинутых столов, за которыми разместились Джей, Лаури, Маргарита, Руслан и почему-то Катя. Катя рассказывала. Я прислушивалась.

Это была то ли история жизни, то ли события последних дней. Если второе, то то мне еще повезло. Катя очутилась в одной комнате с человеком, погруженным то ли в кому, то ли в длительный сон. Симпатичный темноволосый и крепкий парень, он лежал на легкой металлической кровати, вроде больничной, и к нему были подведены какие-то трубки и провода. Аппаратура, вероятно, находилась за стеной; во всяком случае, другие концы проводов и трубок уходили в стену. Катя не постеснялась, заглянула под простыню. Молодой человек был совершенно голый, а очередная трубка — полупрозрачная, толстая, гофрированная — скрывала пенис.

Маргарита хихикнула, но быстро опомнилась, изобразила строгое лицо. Джей сказала:

— Я думала, их уже увезли…

Вот оно что! Парень — один из трех, кого я привела к источнику. Значит, так им стирают память? Мне не верилось.

— То ли еще будет, — прошипел маленький жесткий Руслан. — Подождите, они еще и нас законсервируют.

— Не всех, — заявила с видом знатока Джей.

— Как это?! — взвился Руслан.

— Элементарно. Кто сможет быть им полезен в сознательном виде, тех будут учить.

А остальных… — по тону Джей нельзя было понять, всерьез она или шутит.

— Тебя, Русланчик, точно законсервируют, — сказала Маргарита. — Поскольку ты боишься. Это надо проработать.

Я вернулась к еде. Иногда казалось, что лучше провести год под гипнозом, чем так.

Нервничать каждый раз, не понимать, и оказываться лицом к лицу с пустотой.

Я больше не слушала, но краем глаза смотрела на Лаури. Красивый, в белой одежде, с высокомерным четко очерченным ртом. Если бы участники эксперимента действительно делились надвое — скрытых ассистентов и настоящих подопытных, — то он бы точно был ассистентом. Лаури помалкивал, словно потому, что, по его мнению, не стоило снисходить до бессмысленных разговоров.

Когда он встал и вышел, без объяснений оставив компанию, я тоже поднялась. Я шла как будто на его запах. Лаури сидел в одном из маленьких дворов, рассчитанных на разговор двоих.

Двор был не проходной. Я сделала вид, что заблудилась, игнорируя Лаури. Но он позвал меня:

— Подожди!

Я остановилась, разглядывая красавца-парня. Когда он сидел на скамейке, его ноги в узких белых джинсах казались особенно длинными. В лице я разглядела след какого-то отчаяния и даже, пожалуй, безумия. Определенно, он был способен на рискованные поступки. Я пожалела его, хотя не понимала, за что. Он тоже меня изучал.

— У тебя такой вид, — медленно произнес Лаури, — точно ты всем сочувствуешь.

— Не знаю, — честно ответила я.

— Раз уж ты появилась, хочу тебе рассказать одну вещь.

Лаури вел себя так, будто он, а не я был на пять лет старше: не то, чтобы снисходительно, но не сомневаясь в своем лидерстве. Я запоздало подумала, что это — из-за его внешности. Наверное, он жил в условиях, где никто ему не отказывал.

— Хорошо, — сказала я, и, не желая разделять с ним скамью, опустилась на брусчатку. К счастью, все уже высохло.

— Помнишь, говорили, что я князь? — начал Лаури с легкой такой интонацией, маскирующей неуверенность. — Это правда. Старинный княжеский род. По легенде, у нас были большие владения. Конечно, к двадцатому веку ничего не осталось, только квартира. Она должна была стать коммунальной, но прадедушки постарались, чтобы туда поселили родственников. Так получилось, что я рос среди старушек, которых следовало слушаться. Но старушки были еще те. В темных платьях, с белыми воротничками из настоящего кружева, и обязательно с брошками.

Три незамужних седоволосых сестры рано умершей бабушки Лаури. Одна брошка, самая яркая, изображала букет цветов, другая — корону, третья была камеей. Девушка с камеи иногда снилась Лаури сидящей в утренних сумерках у окна, и он не мог ни заговорить, ни дотронуться — просыпался. Именно старушки решили, что Лаури должен стать пианистом, ведь у него прекрасный слух и чувство ритма. Мальчик не возражал. Ему нравилось путешествовать из одной старинной квартиры в другую, к частному учителю. Позже, правда, пришлось поступить в музыкальную школу, где атмосфера была попроще. Но зато его талант снискал славу на конкурсах и отчетных концертах. Для Лаури сшили смокинг, особенную рубашку и галстук-бабочку. Черные туфли он начищал до блеска. Но если в глазах взрослых он выглядел очень примерным ребенком, то дети знали, каким он может быть резким и злым. Он рано научился драться: во дворе ребята устроили что-то вроде тайного клуба с турнирами по борьбе. Старшие показывали приемы. В общем, Лаури обижать не решались. Как истинный князь, он любил и войну, и искусство. Ему повезло: в отличие от ровесников, в подростковом возрасте его внешность хуже не стала.

Никаких прыщей или проблем с недостатком веса. Старушки позаботились и о том, чтобы отправить Лаури в конно-спортивную секцию. В него часто влюблялись сверстницы, а девушки постарше, хотя и относились несерьезно в силу разницы в возрасте, все равно не упускали случая прикоснуться. Лаури оставался спокоен… почти. Просто он вовремя сообразил, что имитация спокойствия — это сильная сторона. А он хотел быть сильным — причем больше духом, чем телом.

— Сказочная жизнь, — заметила я. — Разве ничего плохого с тобой не случалось?

— Сейчас, — кивнул Лаури. — Понимаешь, когда ребенок растет в хорошей семье, то детство у него действительно безоблачное. Он чувствует, что его любят, и эта любовь его охраняет. Помогает попадать в правильные компании и избегать плохих людей. Мистика, но факт.

Я согласилась. В этой разветвленной семье всем жилось хорошо, кроме тети.

Младшая сестра мамы Лаури попала в аварию, и осталась парализованной. Она жила в собственной квартире, а родственники по очереди ей помогали. Красивая тридцатилетняя женщина. Держалась она отлично, по крайней мере — при детях.

Когда Лаури исполнилось четырнадцать, его сочли достаточно ответственным, чтоб навещать тетю.

— Нет, ты не подумай, судно мне подкладывать не приходилось, — Лаури смущенно покривил рот. — У нее были сильные руки. Она могла пересесть из кровати в коляску, доехать по широкому коридору до туалета, а там мой отец сделал… в общем, все было приспособлено для инвалида. Переднюю стену и дверь туалета убрали, повесили занавеску. Я, кстати, когда был у тети, стеснялся, терпел.

Он приходил к ней в шесть, три раза в неделю после занятий в музыкальной школе.

Приносил продукты. Потом они разговаривали. Обычно тетя сидела в шелковой пижаме, то с цветами, то с птицами. У пижамной куртки не было пуговиц, лишь скользкий поясок. Но Лаури на это на реагировал до поры до времени.