Вера Головачёва - Нескучные каникулы

– А чаво ж, и сходи, – разрешил дед, и радостный внук выскочил во двор: отделался всего тремя оладьями.

Димка стоял под окном дедова дома с таким грустным лицом, будто у него кто-то умер.

– С меня дома лопату требуют, – пожаловался Артемкин друг, – Что делать, не знаю.

– Нужно идти.

– Да ни в жисть, – понял с полуслова товарища Димка. Потом подумал о грозном лице отца и его тяжелом армейском ремне. Добротном ремне, с большой блестящей пряжкой. – Нужно, – вздохнул он, соглашаясь.

– Пошли сейчас, пока светло, – предложил Артем.

– Может, попозже, – испугался Димка такому скорому новому походу. Он просяще посмотрел в лицо друга, но жалости к себе в нем не заметил. – Ладно, пойдем сейчас, – обреченно сказал он.

– Внучик, поди к, помоги мне, – услышали ребята голос из дома.

Ребята переглянулись: как бы не затянулось это часа на два. Может, дед опять хочет нарядить внука в свои «козырные» штаны. Артем поплелся, как на расстрел. Дед Архип находился все в том же чулане. Он с большим усердием пытался взгромоздить на свое прежнее место – на верхнюю полку – большой чугунок, на что чугунок совершенно не соглашался. После титанических усилий операция завершилась в пользу деда: с громким «Кряк», в который дед Архип вложил все свои оставшиеся силы, чугунок последовал на свою полку, широко качнув весь стеллаж. Но выше уже говорилось о том, что на честном слове и частично на стеллаже еще одиноко держалась кастрюля. Оторванная ручка и пожелтевшие бока нисколько не умаляли ее гордого вида, и она из последних сил цеплялась за полку, решив просто так не сдаваться. И все бы шло хорошо, если бы не чугунок. Он сумел-таки сделать свое черное дело, и гордая посудина опустилась на лоб деда, словно шлем на чело богатыря. Вид у кастрюли стал еще более внушительным.

– Ох, – вздохнул богатырь и опустился на мешок с мукой. – Чаво я тебя кличу-т, – сказал он, выглядывая из-под уцелевшей ручки кастрюли, – разобрать бы надо, а один я не справлюсь.

И началось: мешочки с крупой в одну сторону, мешочки с мукой – в другую сторону, мешочки с отравой от клопов, муравьев и мышей – в третью. И тряпье подверглось своей классификации – все рассортировалось, по узелкам связалось и на верхние полки закинулось. С Артема уже пот катил градом. На помощь пришел Димка, а узелков и мешочков меньше не становилось.

– Надо б чугунок тот в сарай снести, – осенило деда.

И история еще дальше затянулась: мешочки с крупой пусть стоят в одном месте, мешочки с мукой тоже «пущай» остаются во втором месте, а вот мешочки с отравой от клопов, муравьев и мышей из третьего места нужно перенести в сарай в четвертое. То же и с узелочками – какие в чулане оставить, а каким и в сарае место. А потом же и посуду проредить нужно.

– А чугунок здесь не к месту, снесите к вы его в чулан обратно.

И забегали ноги обратно. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: мешочкам с отравой от клопов… и прочего не дело лежать одиноко, надо б их обратно к мешочкам с крупой и мешочкам с мукой. И узелочки в сарае глядят на деда сиротливо, «не иначе-к обратно просятся».

Солнце клонилось к западу. Редкие облака зарозовели снизу у горизонта, река подернулась дымкой тумана. Краски стали ярче, насытились сумеречной темнотой. Устав от дневной суеты, куры уже примерялись, как удобнее устроиться на шестке, те, что постарше, спорили о лучших местах. Прошествовало нестроевым шагом стадо коров мимо дома, за ними следом – неверным шагом пастух Петька Коренек. Значит, шесть часов уже. Лыска с большим полным выменем вошла в калитку и стала возле деда. Смотрит на него грустными-грустными глазами и мычит: доить пора. Это и помогло ребятам закончить работу.

– Кажись все, – заключил дед Архип и пошел в коровник, влекомый дородной фигурою Лыски.

Мальчики разом рухнули на скамейку, еще не веря в свое счастье – конец – и посмотрели на горизонт.

– Скорей на мельницу, пока солнце не село, – вскочил Артем и первым ринулся к калитке.

– Что б его, этот «Хундай». Колымага проклятая, – простонал Димка и выбежал на улицу вслед за другом.

В закатных сумерках пустырь был особенно мрачен. Ветер волнами пригибал траву, порою клоня ее до самой земли, а временами совсем отпускал, и трава поднималась тогда во весь свой исполинский рост. Впереди зловеще высилась мельница. Солнце садилось прямо за ней и яркие, алые лучи прорывались сквозь два оконных проема. Артем уловил какое-то смутное сходство. Верно, так светились глаза у Параскевьи в его последнем сне. Артем передернулся. Ночной холод уже ложился на землю, обнимал за плечи и холодил кончики пальцев. Парусами тянулись вслед ветру шорты, рвались в сторону развалин. Колесо на мельнице покачнулось и скрипнуло, но только один раз, работать не стало. Артем вздрогнул от неожиданности.

– Да не цепляйся ты так за меня, – шепнул он Димке. Вслух говорить не хватало решимости. Димкины пальцы крепко держали Артемкин локоть, до белизны на кончиках.

– Стра-шно, – заикнувшись, ответил Димка.

Дверь на этот раз не открылась, и Артему самому пришлось ее толкнуть. Она оказалась тяжелой, дубовой, и на нерешительные Артемкины действия никак не отреагировала. Тогда мальчик изо всех сил потянул ее на себя. Дверь жалобно выругалась, но поддалась. Внутри уже царил полумрак. Только длинные светлые пятна оконных проемов, устилавшие пол, кое-как освещали мельницу. Колесо у дальней стены чернело темным пятном, наводя ужас. Димка споткнулся и упал на одно колено.

– Моя лопата, – забыв об опасности, радостно воскликнул он. Мальчик схватил лопату одной рукой, второю непрерывно потирая ушибленное место, и хотел было ринуться обратно, в милую и безопасную деревню, но Артем его остановил.

– Подожди, найдем еще туесок и вместе выйдем.

Димка сразу как-то поник – что дед Архип уцепился так за этот туесок? Но друга не оставил. Они поднялись на верхний этаж и обшарили все вокруг. Топор и нож лежали на месте. Артем заглянул в небольшую дыру, чем-то пробитую в полу, внизу, средь примятой травы, обнаружился молоток. Туеска не было.

– Может, эта тетка его с собой забрала? – предположил Димка.

– Нужно еще проверить.

Они все инспектировали под ворчания Димки:

– И что этой тетке здесь надо было? Мельник, я бы понял, колесо крутить пришел бы. А она?

Туеска не оказалось и после тщательной проверки.

– Пойдем, – поминутно клянчил Димка, – скоро солнце сядет.

Зубы его вот уже минут пятнадцать выбивали чечетку: холод и стах ставили этот энергичный танец. Артем взглянул в окно, за которым текла Монашка – солнце уже наполовину сидело в воде.

– Ладно, – согласился он, – может, забудет дед.