Вера Головачёва - Нескучные каникулы

Глаза распахнулись и стали огромными, как у фотомодели. В этом теперь только побираться можно. Артем усмехнулся: мамка хотела сэкономить с этой поездкой к деду. Весело ей будет, когда она узнает, какой урон был нанесен Артемкиному гардеробу. «Ладно, перебьемся», – подумал мальчик и достал из сумки широкие штаны молочного цвета, узкую белую футболку, оделся и вышел во двор.

Там уже поджидал Димка, рассказывая деду Архипу последние новости.

– Шабашков-то телок на гумне пасся да лезаркину утку и придавил. Че было! Лезарыча-то трогать лучше не надо… – тут он осекся и посмотрел на свои все те же шорты, грязные и с порванным карманом. В Москве что, одежду один день поносят и выбрасывают? Во дела.

– Так мы пойдем, дедка Архип?

– Куды?

Димка замялся. Не говорить же правда, куда они собрались идти. Не отпустит же. Тут на помощь пришел Артемка.

– Да мы грибы хотим собирать.

Вот этого говорить-то и не следовало. Не мог старик не проявить заботу о своем внуке, уходящем в такую даль и на такое серьезное дело. Он столько лет ждал, когда к нему кто-нибудь решится приехать, столько времени забота не была растрачена. Непорядок же. Но ничего, упущенное можно с лихвой вернуть теперь, пока рядом есть внук.

– Как же ты с непокрытой головой, – беспокойство охватило деда Архипа, – напечет же.

И прежде, чем Артем успел что-то ответить, дед заковылял к крыльцу, бормоча себе под нос: «У меня там на загнетке»… Время тянулось долго. Вернулся старик с пыльной кепкой в руке, у которой пополам был сломан козырек. В руке он еще что-то нес.

– А штаны эти снимай, испачкаешь. Глянь я какие тебе нашел, суконные, век не износишь, – Артем понял: что-то в руке – это и есть штаны. – И туесок тебе надо, куды ягоду собирать будешь, – дед уже не помнил, что ребята собирались за грибами.

Он опять развернулся и отправился в чулан. Солнце, постояв над головой ребят, стало склоняться вправо, когда дед Архип вернулся с туеском в руке. А на локте у него снова что-то висело.

– Это надолго, – обреченно констатировал Артем.

За ворота они вышли через час. Ни один прохожий, если бы такой оказался на улицах Дурникино, не смог бы сейчас определить, который из ребят местный, а какой приехал из Москвы. По самые брови на Артема был натянут дедов картуз с половинкой козырька, ноги утопали в длинных штанах моды века девятнадцатого, в несколько слоев подогнутые снизу. Рубаха с широким воротом и заплатками на локтях пузырилась на ветру. И довершали все лаковые, нестерпимо блестящие на солнце и на нем же сильно накаляющиеся калоши. Видел бы все это Эд!

– Подожди, – остановил Артема Димка. Он врылся в кусты палисадника и вытащил оттуда лопату. – Не помешает.

Ох, и молодец же Димка, а он с этими переодеваниями совсем забыл с собой прихватить орудия труда или обороны – в памяти еще живы были ночные страхи. Артем тихо приоткрыл калитку, ведущую во двор – деда не было видно. С предельной осторожностью, чтобы не получить себе в довесок фуфайку или тулуп, мальчик пробрался до сарая и схватил первое, что попалось под руку. На улице отдышавшись, он просмотрел свою добычу: нож, молоток, топор и одежда мельника. Перед Димкиной лопатой проигрывает, но тоже ничего.

Не по размеру большие калоши шлепали по дороге, грозя слететь с ног, и поднимали страшную пыль. Козырек постоянно западал на один глаз, что с одной стороны хорошо было – солнце его не слепило, – а с другой, левая сторона дороги совершенно скрывалась из виду. Но не это так мучило бедного мальчика. Жара. Суконные штаны и добротная, плотная рубаха с длинным рукавом стойко оберегали тело от потери природного тепла. Раскаленная резина больших калош с каждым шагом то впускала теплый воздух, отодвигаясь от ноги, то касалась ее, прижигая.

– Все, я больше не могу, – сказал Артем, когда они с Димкой вышли на пустырь, – скоро я стану похож на хорошо прожаренный бифштекс.

– Зачем тогда мучаешься? – удивился Димка. – Сними всю эту амуницию и положи ее в кусты. А на обратном пути захватишь.

– Украдут же.

Артем последние слова сказал серьезно, и не думая шутить, а Димка рассмеялся, будто классный анекдот услышал.

– Да кому они нужны, – еще не до конца просмеявшись, указал на дедов подарок мальчик, – здесь у всех такого добра полны сараи.

– Почему же нужно в кусты класть? – еще с недоверием спросил Артем.

– Чтоб самому не забыть, куда свое добро дел. Искать легче.

В словах Димки присутствовала логика, и Артем решил рискнуть. Благо, под штанами были плавки. Облегчение сразу волной накатило на бедного мальчика, и он глубоко вздохнул. Можно было идти. Он сделал шаг, и колкая трава сразу же впилась в ногу. Артем вскрикнул.

– Ты чего? – не понял Димка.

– Колется, – голос звучал жалобно, побито.

– Нежные вы какие, городские, – заметил Димка, снимая свои сандалии, потертые, пыльные и с веревочкой вместо одного ремешка. Хорошо обул сегодня, а то все не хотел. – На, держи.

– А как же ты?

Димка только махнул рукой и пошел вперед, спокойно наступая босыми ногами на траву и не морщась. Артем обулся и нагнал его. Впереди зловеще смотрела на них своими двумя глазами-окнами мельница. И все вокруг молчало.

Высокая трава, путаясь под ногами, мешала идти, шептала что-то на ветру. Артем постарался прислушаться, и ему показалось: «Пропадеш-ш-шь». Ближе к мельнице кузнечики, как по команде, замолкли, и остался только этот шепот. Облака набежали на солнце, встали прямо над развалинами, отбрасывая на них тень, отчего мельница показалась ребятам особенно мрачной. Влажный ветер с реки открыл мальчикам дверь, и тишину прорезал скрип петель. У Димки задрожали руки, и волнение передалось Артему. Более сильный порыв хлопнул дверью о стену, и она треснула вдоль. В воздухе запахло дождем.

– Кто первый? – слабым голосом спросил Димка.

Артем натянуто усмехнулся, но безразличная ирония на его лице не вышла. Мурашки побежали от спины и дальше, овладевая всем телом. Боковым зрением он видел – Димка не сдвинется с места раньше него. Да и честь столицы нельзя было уронить. И Артем решился. Вдохнул глубоко и перешагнул порог – как в омут с головой. Следом осторожно проследовал второй, судорожно прижимая лопату к груди. Никого.

В оконный проем ворвался новый порыв ветра, и дверь резко захлопнулась. Димка вздрогнул и выронил лопату. Черенок угодил в медный чан, и протяжным эхо отозвался звук в пустых стенах. Димка вцепился обеими руками в локоть Артема, и тот чуть не вскрикнул от боли.

– Ух, – отозвалось что-то вверху.

– Ух, ух, ух, – на разные лады повторило эхо.

На втором этаже мельницы что-то заскреблось, зашуршало в тишине развалин особенно громко. Послышались шаги.