Наталья Иртенина - Застенок

Роман посмотрел на часы. Четверть одиннадцатого. Марго обещала прийти к трем. Но до ее прихода нужно было отмыться, отскрести от себя тюремную ауру и – при наличии все-таки мелких тварей – произвести капитальную химчистку на голове.

– Да, Кеш, тебе надо в постельку. И мне – до дому.

– А-а, достал я тебя? Ладно, отпускаю на все четыре стороны, узник совести. Ну ты хоть понял, чего я хотел тебе сказать? Пошли, – мент поднялся со стула, – по дороге закончим.

Он направился к выходу, помахав на прощанье рукой хозяину.

– Пока, Дэм. Отличный завтрак.

Роман, следовавший позади, прикидывал, насколько мелеет бюджет заведения от регулярных набегов мента в любимую харчевню.

– Так я тебе чего хотел сказать. Что эта опустившаяся сука, с волей к власти непомерной – это она, выходит, и есть самый главный манипулятор. Так получается по раскладу.

Они остановились на улице, готовясь разбежаться в разные стороны. Мент взялся за пуговицу на рубашке Романа, наклонился к его уху и сказал:

– А на Ритке ты все равно женишься, родственник. Это я тебе обещаю. Слово мента. Ну бывай. И не нарушай больше закон и порядок. Баяртай.

Роман долго смотрел ему вослед, пока ярко-серая форма не затерялась среди прохожих.

А потом поехал домой – истреблять тварей.

Месть уже не казалась необходимой. Роман не держал больше зла на родную милицию. Мент Иннокентий остудил мстительный пыл тайнописца – отчасти Роман растратил его в долгом разговоре с Ковровым, позабавившись простодушием мента с заминированными мозгами. Оставшейся же части пыла на полноценную месть откровенно не хватало. А ведь какие рисовались перспективы возмездия! Роман полагал набросать очередную тайнопись с участием доблестных стражей древности, каких-нибудь красных «ягуаров» ольмекской цивилизации или синеголовых ассирийских дикобразов, увешанных короткими копьями, словно иглами.

Мент спас своих товарищей от поругания альтернативным мышлением. Сохранившегося задора Роману хватило лишь на небольшой этюд с продуктом отечественного правопорядка в главной роли. продуктом был Ванька Каин, второй после Соловья-Разбойника любимый в народе бандит с большой дороги, головорез и грабитель – воспетый, опоэтизированный, снабженный ореолом, прославленный в легендах и фальшивых жизнеописаниях. Заведующий сектором русской тайнописи намеревался органично вплавить сей продукт в свои разработки Русской идеи.

Тема эта все росла и усложнялась. Тайнописец уже не довольствовался только одной Русской идеей – ему нужен был целый ворох идей, которые он планировал объединить в глобальную русскую концепцию.

Концепцию Роман одарил красивым именем – Русский Синергион, он же – русский космический универсализм, он же – синтез, соборность и что там еще? Единая-неделимая, круговая порука, единство и борьба отечественных противоположностей, широта души, русская духовность, матрешки, бублики и дырки – национальный подарочный набор. Дырки, разумеется, тот же духовный русский артефакт.

А над всем этим Синергионом орлом парил Ванька Каин, и клекот его эхом отдавался на всех чужеземных континентах, ветром врывался в дворцы и хижины, тревожил души и звал куда-то, зачем-то, к чему-то…

Двадцати трех лет отроду, испробовав вольной разбойничьей жизни, подался Ванька в Москву, в Сыскной приказ, по-нынешнему – Уголовный розыск. И заявил, что желает послужить родной полиции верой и правдой за полагающуюся мзду, а сам он вор и знает всех окрестных воров в лицо – внакладе сыщики не останутся, Москва сделается образцово-показательным городом, свободным от уголовщины. Ему тут же, без заполнения анкеты и дальних разговоров, присвоили звание доносителя Сыскного приказа и поставили верховодить командой тогдашних ментов. И началась у московских воров трудная жизнь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Мелкую уголовную шпану Ванька гонял до седьмого пота, как и договаривались. Но крупную рыбу предпочитал оставлять для себя лично, пополняя за ее счет собственный карман. Иными словами, авторитетов Ванька, как и полагается вору, уважал, укрывал за собственной спиной, служил им порукой и гарантией. Да и сам Ваня ничем не брезговал – ни разбоем средь бела дня, ни вымогательством у честного народа, ни подкупом сослуживцев – всех до единого, сверху донизу. Даже казино соорудил в собственном доме. А уж ворья при нем развелось в стольном граде Москве! Не счесть. Как гальки на морском берегу и звезд в небе.

Вот как работала полиция в восемнадцатом веке. Русский универсализм – синтез правоохранения и правонарушения. Два в одном. А Ванька – блистательный образчик национального мышления, быстрого, как птица-тройка, диалектичного, как русская попойка, и веселого, как отечественная история, аналогично – как покойник на свадьбе. Потому и был любим в народе. Теперь пришло время воскресить память о национальном герое, маяке русского менталитета.

Так и переродилась хитрая месть в почти что лесть. Роман готов был держать пари – мент Кеша гордился бы этим сравнением с коллегой из прошлых времен, носителем всех национальных идей в комплексе, сыщиком-грабителем, разудалым добрым молодцем, шутником, забавником и ловкачом. Разбои свои Ванька обставлял с выдумкой, с художеством, любил песни орать, сказки народу сказывать, загадки загадывать, прибаутками зевак потешать, побасенками кормить, и всех кого ни попадя вокруг пальца обводить. Такой был озорник, ничего не боялся. Бесстрашный и отважный Ваня.

Подрастающей концепцией Роман был очень доволен.

Между тем маньяк продолжал трудиться в поте лица своего. Уже пятая жертва была прирезана, оскальпирована и одарена стихами. В городе сеялась тихая паника, милиция сбилась с ног, женщины прятали волосы под платки и шляпки – до повальной стрижки наголо дело, слава богу, еще не доходило.

Роман страдал от неизвестности и мучился бессилием остановить головореза, порожденного Даром. Охота на маньяка не приносила результатов, и ночные вылазки делались все более редкими и одиночными. А в том, что маньяк – его собственное порождение, Роман лишний раз убедился однажды вечером.

Приемник на кухне, как обычно, ни с того ни с сего взвыл, зашипел и заговорил мужским голосом. Роман как раз готовил одинокий холостяцкий ужин из полпачки пельменей. Голос радушно приветствовал его и представился ведущим программы «Жизнь города». Роман вполуха слушал неизвестно чему радовавшегося дядьку, но моментально насторожился, едва в эфире прозвучало, точно сигнал, тревожное слово «маньяк». Пельмени были заброшены, все внимание перешло на радиоприемник.