Наталья Иртенина - Застенок

– Профессиональный интерес, – ответил он в задумчивости.

– А какая у тебя профессия? – спросила она, подсаживаясь ближе.

– Литератор.

– Литератор? Это что – писатель? Тебе платят большие гонорары? А что ты пишешь? Любовные романы или детективы? – вкрадчивые вопросы сыпались один за другим.

– Фантастику, – брякнул Роман и вдруг заметил на себе ее ладонь. А ее волосы щекотали ему спину.

Он пулей вскочил и отлетел от нее, моментально покрывшись нервными мурашками.

– У тебя никогда не было женщины?

Роман сел на стул.

– Послушай, – сказал он, – если тебе нужен секс, в этом доме кроме меня еще по крайней мере полсотни мужиков. Почему бы тебе не выбрать кого-нибудь из них?

Она презрительно фыркнула.

– Это не мужчины. Это даже не люди. Кир делает из них гвозди. Как я могу заниматься любовью с бессмысленным гвоздем?

– Какие гвозди?

– Обыкновенные гвозди. Которые заколачивают в крышку гроба. – В ее голосе и лице появилась злость. – Он учит их смерти. А я живая, понимаешь, живая. Я жить хочу, что ты мне гвозди под нос суешь? Меня он, слава богу, в гроб еще не укладывал.

Она сорвалась с места, упала перед ним на колени и горячо взмолилась:

– Давай убежим отсюда. Сегодня. Сейчас. Завтра будет поздно. Я пойду за тобой хоть на край света, ты не пожалеешь. Только помоги убежать. Одна я не смогу. Он найдет меня и убьет, я знаю, он обещал. Возьми меня с собой, прошу тебя…

Она снова разрыдалась, уткнув лицо в ладони и склонив перед ним голову. Разметавшиеся волосы касались его коленей.

Роман протянул руку и медленно провел по ее голове от лба до затылка, словно хотел приласкать и успокоить. Но не об этом он думал. Внезапно схватив ее за волосы, он запрокинул голову женщины назад и взглянул в мокрые от слез глаза.

– Ты хорошая актриса, – сказал он ледяным тоном. – Это он тебя подослал? Я вижу тебя насквозь. Что вы с ним задумали? Говори!

Он с силой тряхнул ее, дернув за охапку волос, зажатых в кулаке.

– Ну ударь меня, если хочешь. Сделай мне больно, бей меня. Я стерплю. Я ведь терпеливая, очень. Только возьми меня с собой. Без меня тебе одному отсюда не выбраться. Здесь хорошая охрана. Но меня они послушают. Они не посмеют мне отказать.

– Лжешь. Почему я должен бежать отсюда? Отвечай!

Он был устрашающе спокоен. Она смотрела на него, не смея отвести взгляда.

– Пусти меня, я отвечу. Теперь уже все равно.

Мгновение Роман был неподвижен. Затем разжал кулак, отдернул руку и посмотрел на нее так, будто впервые увидел.

Быстрым, неуловимым движением она вынула что-то из складок платья.

– Вот, смотри, – на ладони лежал белый шарик. – Это он дал мне, чтобы я подбросила его тебе в вино. Бутылку и рюмки я оставила в коридоре.

– Почему? – не понял Роман.

Тихий смешок сорвался с ее губ.

– Женщина не должна врываться ночью к мужчине с бутылкой. Что бы ты подумал обо мне? Что я алкоголичка и хочу нализаться в твоей компании?

– Я и без того много чего подумал, – Роман взял шарик. – Что это?

– Не знаю. Может, снотворное, а может, яд.

– Почему ты сказала, что завтра будет поздно? Что он задумал?

– Ты чем-то напугал его. Он вдруг заторопился. Он намечал это на другой день, но теперь перенес на завтра. То есть уже на сегодня. Утром все будет кончено.

– Что кончено?

Она снова усмехнулась.

– Кир отправит их всех в последнее путешествие. В систему Сириуса.

Она все еще стояла перед ним на коленях. Роман смотрел на нее, не видя, поглощенный тревогой и сомнениями.

– Он сделает это? – спросил он скорее самого себя.

– Сделает, не сомневайся, – ответила она. – Теперь ты веришь мне? Я сказала правду. Я так одинока здесь. И я ненавижу его и всех их. Пожалуйста…

Она обхватила его за ноги, прижалась всем телом.

– …пожалуйста, люби меня, прошу тебя. Я так истосковалась здесь. Ты не такой, как они, я это сразу поняла, на тебе нет смерти, как на них, ты живой…

– Живой, – бессмысленно повторил Роман, с ужасом глядя на ее волосы, тоненькими змейками расползшиеся по его ногам. – Живой…

Молниеносным движением он оттолкнул ее от себя и вскочил со стула. От сильного толчка она упала на пол.

– Уходи, – сказал он, тяжело дыша. – Сейчас.

Она непонимающе смотрела на него снизу вверх. Волосы дождевыми струями исчертили лицо.

– Убирайся, – повторил Роман.

Он видел, как непонимание сменяется на лице женщины злобой, а затем ненавистью.

– Я ошиблась, – проговорила она с тихой яростью в голосе. – Ты такой же, как он. Ненавижу вас.

Она поднялась и метнулась к двери. Быстро выдернула торчащий в скважине ключ, и через мгновенье Роман услышал звук запираемого с той стороны замка. Он бросился к двери, но опоздал.

Нечего было и думать вышибить дверь из крепкого дерева. Но его это не волновало. Утром он заставит их освободить его и раскаяться в своих глупых действиях.

В эту ночь он больше не смог заснуть.

Женщина сказала ему правду, он не сомневался в том. Роман сморщился, как от боли, вспомнив свое властное ледяное спокойствие, с каким он вцепился в ее гриву, выпытывая эту правду. Слишком хорошо он играл весь день свою роль – до отвращения хорошо.

Живой! Роман усмехнулся.

Посветлевшее небо отвлекло его от раздумий. Он подошел к окну и открыл створку. Внизу, в стороне виднелось укрытое серой предрассветной мглой парадное крыльцо. Двор расстилался как на ладони. Он сможет наблюдать за представлением. Если, конечно, брат Кирилл не решит устраивать конец света для своих «чад» в доме. Но насколько Роман разбирался в эстетике концов света, это мероприятие требовало простора и свежего воздуха.

Через час или около того он понял, что не ошибся. Едва над горизонтом протянулись первые лучи, из дома, как горох, посыпались Свидетели Креста, с заспанными физиономиями, растерянно оглядывающиеся. Они толпились перед крыльцом и молча ждали.

Скоро на улицу вышел пророк. Остановился на верхней ступеньке крыльца и поднял вверх левую руку.

В утренней тишине слова проповедника раздавались как грохот картошки, высыпаемой на деревянный пол, – звучно и одновременно глухо.

– Чада мои. Божественный путь тернист и труден. Сегодня мы подошли к его пределу. Вы все знаете – на нашей общине лежит благодать Божия. Здесь, – пророк простер руку, очертив полукруг, – все белое, как свет истины. Там, – он махнул вдаль, за ворота, – все черное от дыма и копоти греха. Там гульбище сатаны и порока. Не раз мы сталкивались со злобой и бешенством мира. Они никогда не простят нам того, что мы лучше их, что мы спасемся, а они погибнут. Они натравливают на нас милицию, пишут о нас гадости в газетах, смеются нам в лицо. Наши враги не оставят нас в покое, пока живы.