Наталья Иртенина - Зов лабиринта

С другой стороны, как никто может хотеть надраить кому-то морду? Что ей до этого «кого-то»?

Просто она сама не знает, чего хочет. Все дело в этом. В том, что ее шатает из стороны в сторону. Былинка на ветру. Ветер то к земле клонит, то в воздух швыряет. Ди вспомнила, как это называется на медицинском языке – маниакально-депрессивный синдром. Точь-в-точь: сначала застрелиться тянет, потом морду начистить кому-нибудь.

Чтобы не искушаться далее, Ди поспешно распрощалась с хозяевами «мансарды». Сникерс попытался было удержать ее, предложив послушать стихи. Но Ди не захотела облагораживать и обуздывать свои варварские порывы изящной словесностью. Здесь требовалось средство более радикальное.

И ее снова вынесло в город.

Город опять был самим собой – он больше не удерживал хаосом перепутанных улиц. Он давал зеленый свет. И все же что-то было не так. Что-то осталось. Какие-то обрывки бреда. А может, и не обрывки, а просто щупальца. Ди поняла это, когда увидела быка. Его везли по улице в открытом фургоне с высокими бортами. Животное стояло смирно и отрешенно глядело вдаль, на уходящий в небытие хвост дороги. «Бык. При чем тут бык?» – подумала Ди. И решила, что бык неспроста.

Потом ей попалась стайка мальчишек, играющих в рыцарей. На голове у одного из них было ведро, изображающее шлем – с отверстиями для глаз и короткими мощными рогами, обернутыми фольгой. Маленький Минотавр с жестяной головой быка.

Мальчишка остановился перед ней, помахал деревянным мечом, а потом с громогласным и торжествующим ревом бросился догонять остальных. С разбега вклинился в центр ватаги и начал рубить направо и налево. Атакуемые приняли вызов и разом загалдели, выкрикивая грозные боевые кличи.

Ди поспешила унести ноги с ристалища.

Нет, совсем неспроста в милиции спрашивали про Минотавра.

Снова зашевелилась, подняв голову, змея тревоги. Мысли заметались, ища убежища. Но его не было – не было защиты от реальности, превращающейся в многозначительную чепуху, в сумасшедшую рулетку, на которой раз за разом выпадает одно и то же число. Невозможно при этом не предположить, что крупье жульничает. За этой чепухой должен стоять кто-то. Или что-то. И это «что-то» – отнюдь не теория вероятности. Это похоже на разум – патологически страстный, азартный. Ум беспробудного картежника. Хронического игрока. Ум, любящий методичное безумие.

Ди попыталась поставить заслон, отгородиться от щупальцев бреда, жадно тянущихся к ее собственному разуму, к тонкому мостику над пропастью – сознанию. Она просто принялась наводить порядок – в голове и в городе. Читала названия улиц, вычерчивала по памяти цепочки кратчайших путей, выстраивала иерархию соотношений – площадь-проспект-улица-переулок. Простейшая картография для тех, кто не хочет, чтобы его мозги пошли вразнос.

Под табличкой «Площадь Гагарина» остановилась, копаясь в памяти. А через минуту уже уверенно искала дом номер двенадцать-три, где жила старая добрая подруга Матильда, ныне безвременно и прочно позабытая. Запомненный смутно номер квартиры подсказал консьерж.

«Диана, дорогая моя! Наконец-то ты вспомнила обо мне. Проходи, будь как дома и ни в чем себе не отказывай. Между прочим, у меня для тебя сюрприз… Что? Профиль императора?… Ах, Диана, я просто убита горем. Сергей оказался редкостным негодяем, даже хуже, чем Гришка, пришлось выгнать его, да не просто так, а с милицией, потому что он сам не хотел уходить. Представь себе, этот тип, этот проходимец, за которого я собиралась – о бог мой! – собиралась замуж, пытался склонить меня… в общем, неважно. Я уже забыла. И прошу тебя, не напоминай мне об этом. Это так… так ужасно, так вульгарно… Ну пойдем же, дорогая, мне хочется сделать тебе приятное».

Сюрприз сидел в кресле, держал бокал в руке и приветливо улыбался. Ди заметила, что в эти несколько дней времени он даром не терял – загорел пуще прежнего. А волосы от солнца, напротив, стали как будто еще светлее. Ник легко, одним рывком поднялся с кресла, подошел к Ди и молча поцеловал ей руку.

«Не ожидал. Признаться, я не надеялся на столь скорую встречу». – «Так уж и не ожидал? Я же сказала – не ищи меня». – «Ты не объяснила почему». – «Просто это… не имеет никакого смысла». – «Что именно?» – «Ничего. Вообще ничего. Налей мне что-нибудь».

«Дианочка, умоляю, не будь такой скукоженной. Здесь почти твой второй дом, а мы твои лучшие друзья. Правда, Нико? И нам больно смотреть, как ты запираешь себя на замок. Будь проще, дорогая. Позволь жизни самой решать твои проблемы. Так, между прочим, говорит мой психотерапевт, а уж он знает в этом толк, не мужчина, а целый сейф советов и рекомендаций на каждый день. Я бы его давно к рукам прибрала, чтобы он меня на ночь убаюкивал, да жаль, у него нетрадиционная ориентация. А Никита зашел просто по-дружески, поболтать. Не обвиняй его в том, что он преследует тебя. Боже, Диана, как тебе такое в голову могло прийти. Я просто не понимаю, как можно отказываться от такого… – Голос Матильды стал елейным до приторности. – Впрочем, если тебе все равно, я могла бы сама…» И она томно опустилась на подлокотный валик пухлого кресла, куда снова сел, вручив дамам по фужеру с шампанским, Никита. «Уверен, я не соответствую твоим взыскательным требованиям, прекрасная Мария». Ослепительная улыбка в виде компенсации и галантный чмок в руку. «Ох уж эти мужчины!»

Так же томно Матильда поднялась с валика, взяла со столика открытую коробку зефира и пересела на диван, к Ди. «Я бы на твоем месте, подруга, была с ним поосторожней. Ох, навидалась я таких сердцеедов. И хочется, и колется. И снова хочется». Матильда сбросила туфли и забралась на диван с ногами. Ди взяла зефирину и сделала то же самое. Если тебе предлагают уют – почему бы не воспользоваться этим? «Не думаю, что мое сердце осталось съедобным. Кажется, об него сейчас можно зубы сломать». Ответила не Матильде, а ему – глядя в глаза, упрямо, враждебно. Сейчас она сама кого угодно могла исколоть. Не человек, а кактус. Но Никита, казалось, не обратил на это внимания. Хочется женщине колючей побыть – пускай. Может, полегчает ей.

«Ты последовала моему совету, сменила жилье. Это правильно». Ди вспыхнула. «Сменила, но не потому, что ты так сказал». – «Это не имеет значения. Тебе нельзя было оставаться там, вот и все». По-видимому, его вообще ничем нельзя вывести из себя. Как кремень. «Ладно. Нельзя так нельзя. Какая разница». Успокоилась и умяла еще одну зефирину. Матильда стоически не встревала в их разговор, разглядывая лак на ногтях. Ди, заметив это, удостоверилась в том, что у этих двоих – заговор на ее счет, сколько б ни прикидывались они невинными и ни отговаривались случайностью. Ди встала и налила себе красного до самого верха бокала. Захотелось вдруг, чтобы закружилась голова и накатило беспричинное веселье.