Игорь Кром - Мемориал

— Гады! — выкрикнул я, неизвестно кого имея в виду, и кое-как поднялся. Взяв в руки сумку, я убедился, что из неё капает. Разбилась колба в термосе, и горячий чай залил книгу Стивена Кинга. Откуда это дурацкое словечко — вещдоки? И почему мне снова вспомнилась сторожка? Кстати, эти отец и мачеха… Их-то я как мог увидеть во сне? В реальной жизни имелись наоборот, мать и отчим. Вне всякого сомнения, я схожу с ума. ЭТИМ БЫ ТЫ МНЕ ОЧЕНЬ ПОМОГ. Надо бы узнать, нет ли в городе анонимной психиатрической службы. А может, это всё просто усталость. Плюс впечатления от Кинга, Майринка… Ну, Игорёк, возьми себя в руки.

Но сделать это оказалось не так-то просто. Мрачные мысли, казалось, сами по себе носились вокруг, их гнетущий хоровод обволакивал меня какой-то ирреальной паутиной .

Дорогу на кладбище я запомнил плохо. В памяти остались только разговор с Серёгой, да эпизод в метро.

Серёгу я спросил:

— Что можно сказать о человеке, которому в голову приходят чужие мысли?

— А он знает, чьи они? — сразу определился он. И, получив отрицательный ответ, задумчиво проговорил:

— Если бы он это знал, тогда его можно было бы назвать ясновидящим. А если нет, то… Другого термина подобрать не могу. Тогда он — сумасшедший.

Странно, но эти рассуждения меня успокоили.

В метро я начал было читать книгу, но буквы сливались в серый налёт на страницах, к тому же с неё капал чай. Пришлось её спрятать. Не доезжая «Лесной», я почувствовал, что глаза просто слипаются. Из черноты тоннеля на меня взглянул незнакомец в чёрном плаще и шляпе, но мне было уже всё равно.

Я пнул ногой труп мачехи и принялся складывать вещдоки в портфель. Мелькнула мысль поджечь сторожку, но я тут же её отогнал. В самом деле, здесь гости бывали редко, и тела могли пролежать даже несколько дней, прежде чем их найдут. Пожар же, естественно, привлечёт внимание. Необходимо направить следствие по ложному следу. Ограбление! Конечно же, ограбление! Отец никогда не расставался с единственной вещью, напоминавшей о матери — стареньким ожерельем из крупного жемчуга. Ценность его была невелика — почти все жемчужины были не совсем правильной формы. Но убийца мог и не знать, что жемчуг ценится только идеально круглый…Откуда среди пролетариев взяться ценителю жемчуга!

Первым делом я перевернул отца и пошарил в его карманах. Верхняя часть пиджака почти насквозь пропиталась кровью. В этот момент ноги у меня подкосились, и я чуть не упал на колени. Вокруг испуганно зашипели. Поезд подъезжал к «Академической».

Мне стало совсем страшно и одиноко. Как тогда, на платформе. Переполненный вагон до умопомрачения казался похожим на братскую могилу. К счастью, меня из неё быстро вытолкали.

Может быть, напряжение над кладбищем создавали эти динамики? Они были расставлены вдоль всей главной аллеи, и из них беспрестанно неслась тихая печальная музыка. Там, где мы пилили, её слышно не было, даже когда двигатель молчал. Но она играла и, возможно, каким-то образом её воспринимало наше подсознание?

Мы внимательно оглядели берёзу и толстый тополь.

— Сначала спилим её, — резюмировал Фёдор. — Этот баобаб как раз на неё падать будет.

Костю же заинтересовало третье дерево, которое как раз пилить не было нужно — та берёзка, прячущаяся за тополем.

— Какая она кривая, — протянул он. — Здесь плохое место.

— Костик, брось ты мистику на Игорька нагонять, — крикнул ему Серый. — Он и так не в себе. Представляешь, ему в голову приходят чужие мысли!

Откуда он узнал, что я спрашивал, имея в виду себя? ПУСТЬ ТОЛЬКО ПОДОЙДЁТ ПОБЛИЖЕ, Я НАНЕСУ ЕМУ ВТОРОЙ УДАР.

— Жизнь наша наполнена мистикой и без того, — возразил ему Костя. — Мистики в мире так много, что мы к ней привыкли и не обращаем на неё внимания. И совсем немного нужно, чтобы снова научиться замечать её.

Вот уж в этом он, поистине, прав. Для этого нужно всего-навсего свихнуться, сбрендить, спятить. Мистика просто дождём лилась через съехавшую крышу в мой треснувший мозг…

Серёга завёл пилу и протянул её Фёдору. Но тот отмахнулся от неё как от бешеной собаки. По словам Фёдора, последние три дня он кушал исключительно водку, и поэтому несколько ослаб. ПУСТЬ ТОЛЬКО ОН ПОДОЙДЁТ. Но теоретическим советом поможет.

Подпил получился идеальный. «Долька апельсина» вылетела, лишь только Фёдор поддел её топором. А ещё через пару минут берёза с треском и грохотом повалилась в задуманном направлении.

Высоко-высоко над кладбищем летал ветер. Ему было скучно. Тяжёлые мокрые облака, которые он расшвыривал в стороны и сталкивал друг с другом, быстро надоели. Ветер сейчас просто парил, выискивая себе забаву…

Большая ветвь берёзы отломилась и зацепилась своим разветвлённым концом за крону баобаба. Толстый же её конец повис, раскачиваясь над землёй на высоте около трёх метров.

— Смотрите, — сказал я. — Упадёт кому-нибудь на голову.

— Не упадёт, — безапелляционно бросил Серёга.

Я поискал было поддержки у Кости, но он схватил пилу и с радостным воплем побежал распиливать поверженное дерево.

Ветка продолжала раскачиваться весьма угрожающе. Нет, она запросто может упасть. ОНА НЕПРЕМЕННО УПАДЁТ. Долго, что ли, сбить её…

Я подобрал с земли не очень тяжелую длинную палку и, подойдя к старому тополю, принялся тянуться ею к висящей ветке.

Под ногами у меня снова оказалась могила Алексея Иматова.

Ветер, наконец, увидел то, что искал и, лихо засвистев, ринулся вниз.

БАМ-МП…

Проклятый прожектор заржавел, и чтобы повернуть его, мне пришлось навалиться всем телом. Шарниры скрипнули, и яркий сноп света взметнулся в безбрежную синеву неба. Вдалеке послышался гул моторов…

Барабан… Откуда на кладбище барабан… Да это же моё сердце… Чёрт!

Я лежал на земле. Ко мне уже спешили Серёга и Костя с работающей пилой. Я поднялся и встряхнул головой. Макушка ныла и саднила. Злополучная ветка валялась рядом.

— Ты был прав, она упала, — рассмеялся Фёдор. — Цела головёшка-то?

Я улыбнулся ему через силу. И тут меня стошнило.

— Ты посиди пока, — посоветовал Сергей. — Подыши воздухом.

В воздухе пахло испражнениями и какой-то гнилью. ЭТОЙ НОЧЬЮ Я ДОДАВЛЮ ЭТОГО ЗМЕЁНЫША.

Боже!

О ком эта чужая мысль? Кто это — змеёныш?

Уж не я ли?

Несколько минут я молча стоял, разглядывая трясущиеся руки. В голове крутилась всё та же шарманка: «Наверное, я схожу с ума. Определённо, я схожу с ума. Вне всякого сомнения…»

Как это — «додавлю этого змеёныша»?

Спокойно, Игорёк. Главное — не оставаться наедине с мыслями, чьи бы они ни были. Для этого нужно действовать.

Я взял топор и принялся обрубать сучки.

Тем временем Костя подвергся резкой критике со стороны Фёдора и отдал пилу Серёге. Мне же попался толстый сучок, который к тому же было неудобно рубить. Костя стоял сбоку, и ему было в принципе не видно, как у меня получается. Тем не менее, он покровительственным и многозначительным тоном изрёк: