Наталья Иртенина - Волчий гон

Он замолчал. Говорить всякие громкие слова совсем не хотелось. Хотя можно было бы сказать много и с патетикой. С металлом в голосе и справедливостью в глазах. Но вот не хотелось. Азарт охоты пропал. Он чувствовал, как что-то покидает его, утекает безвозвратно. Глянул вокруг себя – на полу разлеглась нормальная, человеческая тень, размытая светом. Через секунду он услышал вой. Далекий, уходящий. Похожий на прощание.

Он увидел, что Пригоров тоже слышит этот волчий вой и дрожит, как заяц. Значит, это не безумие.

– Охрана! Алик! – рискнул позвать Пригоров, дав голосом петуха.

– Тсс! – Граев покачал головой и нацелил ствол на стремительно блекнущую звезду. – Не мешай мне.

Он посмотрел на пистолет и повторил:

– Я пришел, чтобы...

Не давалось ему это последнее слово, которое должно поставить точку в их безличных отношениях.

Действительно ли он пришел для того, чтобы убить? Действительно ли получит то, что хотел? А может, как раз наоборот? И с этим выстрелом ничего не закончится, а все только начнется. Бессильное, беспросветное, каждый раз обманывающее...

– Ты прощен, Пригоров.

– А? – Пригоров как завороженный смотрел на пушку.

Граев опустил пистолет и повторил, уже резче:

– Я прощаю тебя. Ты понял? – И мягче, увереннее, для самого себя: – Прощаю. И точка.

Профессии мстителя Артур посвятил себя много лет назад, взвалив на себя этот адски тяжелый, не приносящий прибыли труд. Кто-то должен служить древнему закону. Артур понял, что этот «кто-то» – именно он, после больницы, куда попал с проломленной головой, избитый четырьмя подонками. Всех четверых теперь нет в живых. Древний закон вел и оберегал Артура. Голос, звучавший в голове, говорил, что он все делает правильно. Потом голос уходил, и иногда вместе с ним пропадал кусок памяти. Но это не имело значения...

Артур солгал Граеву – они не были в равных условиях. Профессия мстителя предусматривала кое-какие преимущества. Профессионал не обременен эмоциями, не испытывает к жертве никаких личных чувств, только мешающих делу. Сладость мести – чушь. Для него это работа. И это блюдо он должен есть горячим, а не остывшим. А значит – преимущество во времени. Пока мститель по необходимости, дилетант, принявший его предложение, собирался с мыслями и подтягивал сопли, Артур успевал собрать о жертве нужную информацию. Образ жизни, места отдыха, привычки, маршруты, охрана, если таковая имелась, наличие оружия и тому подобные важные подробности. В сущности, его работа мало отличалась от работы киллера. Только тем необходимым условием, которое он сам себе поставил. Жертва должна видеть его в лицо и знать, за что приговорена.

Это была главная трудность. Он мог уже десять раз просто пристрелить своего теперешнего клиента, эту марионетку шоу-бизнеса. С расстояния. Без разговора по душам. Но моменты, когда Пригоров оставался один, были редки. Да и те уплывали буквально из-под носа.

Два раза в неделю клиент имел обыкновение обедать в одиночестве. Брал отдельный кабинет в ресторане и просиживал там не меньше полутора часов. Личного охранника на это время отпускал. Идеальная ситуация, казалось бы. Но ровно на эти полтора часа Артура замели в свидетели аварии неподалеку от ресторана. Какой-то кретин суицидный подрезал его «форд» и на хорошей скорости вмялся в рефрижератор. Затор на дороге образовался убийственный. Что удивительно, кретин не только остался жив, но даже шишки не набил себе на дурную голову.

Квартира тоже отпала в самый последний миг. Вслед за Артуром в подъезд втиснулась широкогабаритная мадам с чемоданами и попросила помочь затащить все хозяйство в лифт. На девятом этаже выяснилось, что обоим нужна одна и та же квартира. Оказалось – к знаменитому сыну временно переселилась любимая мама. Неопределенно временно.

Еще один шанс давал давно разафишированный концерт. И здесь все пошло наперекосяк.

Билет он достал заранее, но тот не понадобился. Прошло сообщение о заложенной бомбе. Объявили по громкой связи. Народ, успевший пройти внутрь, повалил валом, кого-то в панике помяли, Артура волной отнесло далеко от входа. Обратно он пробился только через пятнадцать минут. Уже ставили оцепление, но он, на голом упрямстве, прорвался, хотя надеяться было уже не на что.

План здания он тоже изучил заранее, побывав в роли инспектора пожарной безопасности. Знал расположение гримерок и костюмерных. Опять же на голом упрямстве сразу пошел туда. В полной пустоте – искать бомбу еще не начали.

В третьей гримерке нашел то, что искал. Даже в очевидном избытке. На секунду он почувствовал укол разочарования. Этот рохля, Граев, его опередил. Пригоров обмяк в кресле, нашпигованный металлом, как бомба террористов – болтами. Так показалось Артуру в первый момент. В следующий же момент ему почудилось, что труп лежит здесь уже давно и успел завонять, а кровь – спечься и почернеть. Он помотал головой, прогоняя видение, и уставился на Граева.

– Поздравляю. Хорошая работа.

Граев молча протянул ему пистолет рукоятью вперед. Труп внезапно поднял голову, мутно оглядел их обоих. Из носа у него жидкой струйкой текла совершенно черная кровь.

– Почему? – выдавил он, остановившись глазами на Граеве.

– Вот именно – почему? – удивленно повторил Артур, забирая пистолет. – Я не опоздал. Ты струсил, Граев. Что ж, значит, теперь моя очередь.

И не глядя выстрелил. Граев посмотрел – пуля продырявила переносицу.

– Зачем? – безучастно спросил он. – Я простил его.

– Чего ради? – усмехнулся Артур. – Думаешь, он оценил твое благородство?

– Мне не нужны его оценки. Месть – признание другого хозяином твоей жизни. Рабы мстят хозяевам за плохое обращение с ними... Ты сказал – убить ненависть. Вот, я убил ее. По-другому нельзя. Она только спрячется. А потом снова выползет. Будет искать, на кого наброситься.

Теперь Граева прорвало. Он сделался многословен. Он хотел говорить. Даже патетика не мешала. Патетика мешает тому, на ком пуд грязи висит. А сейчас будто летний дождь прошел и умыл Граева с ног до головы.

– Я простил его ради себя и ради сына. Кто знает, на что мы обрекаем себя местью. Себя и своих детей. Рассчитываем на одно, а выходит другое. Может быть, существуют связи между вещами, недоступные обычному зрению и пониманию.

Граев услышал себя и удивился – слово в слово повторил то, о чем говорила Ксения, хоть и не поверил ей тогда.

– Может быть, вся жизнь тогда превращается в месть. Неизвестно кому и за что. Любое действие становится злой игрой... не с судьбой, не с Богом, как, наверно, думают. С самим собой. По сути, самому себе мстить за то, что случилось. Глупо. Бездарно. Бессмысленно. Опасно. Это яд. Не хочу. Мы не сможем жить так.