Нина Ненова - Формула счастья

Юс выпрямился.

— Я тоже, — заявил он.

Господи! О каком взаимном изучении может идти речь, если мы не в состоянии объяснить друг другу, как нас зовут.

— Нет, — покачал я головой. — Меня зовут Тервел. Для краткости, Тер.

— Значит, останетесь неизменным и по отношению ко мне?!. Или это только ностальгия?

— Как хотите, так его и принимайте, но все будет правда.

— Да, все выравнивается, — может быть, таким образом Чикс выразил свое согласие.

Потом он произнес какую-то фразу, которая слегка напоминала предложение следовать за ним, и мы направились к ближайшей стене. Я ожидал, что он перед ней остановится. Но, увы. Он просто продолжал двигаться, как будто перед ним было пустое пространство, а стена раздвинулась и согнулась по обе стороны от его тела при первом же соприкосновении с ним. И я прошел через создавшуюся таким образом «дверь» и через несколько шагов оглянулся — стена восстановила свою целостность.

— Мы отняли у них терпимость к разумному соприкосновению, но дали им стремление быть вместе, — объяснил Чикс.

— Неужели эта стена состоит из живых существ? — удивился я.

— Из существ. А они живы иногда и почти. Неожиданно мне вдруг стало так хорошо, что даже этот ответ не вызвал у меня раздражения. Что из того, что я его не понял? И вообще что из того, что пока я не понимаю большую часть выражений юса? Ведь я здесь рядом с ним, гуляю и рассматриваю их звездолет. А он любезно старается объяснить мне то, к чему я проявляю интерес, и мы разговариваем и держимся с ним на равных… И может быть, мы действительно равны, несмотря на все их научно-технические чудеса, на пять их планет, на их вековые скитания по Космосу. Ну и что ж! В конце концов они домогаются нашего внимания, а не мы их? И спрашивается: зачем бы им это было нужно, если бы они считали нас ниже себя? Наверно, есть области, где мы их превосходим. Наверняка! Только мы этого не осознаем. Они, однако, сознают, и вот почему… Я увлекся этими своими мыслями, развил их и обогатил логическими заключениями, которые еще больше стимулировали мое хорошее самочувствие, в конце концов я сумел дойти до того, что начал воспринимать негуманоида со снисходительным добродушием. И так как в данный момент мы проходили мимо какого-то устройства, единственной задачей которого, видимо, было распространять вокруг себя облака пыли, я спросил просто так, только чтобы снова услышать любезное объяснение:

— Скажите, Чикс, для чего- служит это? — небрежно махнул рукой в ту сторону.

— Для примера, так как ему очень трудно, — он подошел к устройству и буквально нырнул в облако пыли, а оттуда добавил: — Ему не хватает планеты, откуда он произошел, и мы регулярно его одобряем.

Кто знает, отчего я вдолбил себе в голову, что он не услышал бы меня, если бы я говорил нормально, поэтому я почти прокричал:

— А это не растение?

— Было, а теперь — воспоминание. И растет только в наших представлениях, — кратко ответил мне едва различимый силуэт Чикса.

Наше движение пешком закончилось для меня неприятной неожиданностью. Мы удалились от «бывшего» юси-анского растения, и я задумчиво наблюдал, как Чикс абсорбирует пыльцу, оставшуюся у него на коже, когда пол в радиусе около двух метров вокруг нас начал быстро растягиваться и провисать. Мы продолжали идти по нему и неожиданно оказались намного ниже общего уровня. Потом он соединился над нашими головами и таким образом приобрел вид полупрозрачной капсулы, которая стремительно понеслась вниз.

Я пытался понять, что происходит снаружи, но перед глазами мелькали только длинные светящиеся линии. Так или иначе, ощущение, что мы падаем вниз с ошеломляющей скоростью, не было иллюзией.

Капсула мягко остановилась благодаря амортизаторам. Затем распалась на отдельные лохмотья, они слились в новый пол, который напоминал спину колоссального прерывисто дышащего пресмыкающегося. Чикс уверенно шел по нему, а мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, и я пошел нарочито размеренным шагом, как будто маршировал на военном параде. Скоро оказалось, что находимся мы на висящей в воздухе площадке, или точнее, площади. Мы дошли по ней до конца, где, кажется, было спущено силовое поле, потому что Чикс спокойно принял такую позу, при которой иначе непременно бы потерял рав-новесие. — Я немного отступил назад, и отсюда. как с высокого балкона мне стало все превосходно видно, а если бы еще знать, что видно, было бы совсем хорошо. Впрочем, хотя и непонятный, или может быть именно поэтому, вид производил потрясающее впечатление. Он был просто оскорбителен по отношению даже к самому непретенциозному чувству гармонии и порядка!

Внизу простиралось нечто — назовем это помещением — размером с футбольное поле, но имевшее такой ис- кривленный контур, что его форма вообще не подлежала какому-либо определению. Стены были алого цвета и произвольно шатались, вверху они соединялись, образуя купол, усеянный темными жирными нашлепками, постоянно меняющими свое положение, ползущими и какими-то растягивающимися… Когда они касались одна другой, то резко свивались в клубок, застывали так на секунду-другую и потом взрывались, исторгая струи желтоватой шипящей пены.

Основа этого помещения была неровной и, вероятно, обладала какой-то комбинированной вещественно-энергетической структурой. Она то проваливалась на определенных участках, то вздувалась и раскладывалась на гладкие зеркальные блестящие волны, а из ее недр в бешеной гонке вылетали широкие ленты огня, соединяясь в сложные сплетения, и медленно гасли среди льющейся пены. В центре ее возвышались три колонны, созданные, казалось, из затвердевшего непроглядного мрака, в котором вились толстые, будто из прозрачного стекла жилы, в которых ритмично циркулировала синеватая жидкость. Воздух, или то, что наполняло помещение, жужжал от роев мелких звездоподоб-ных кусочков, которые по спирали летели к куполу и там таяли, оставляя после себя эфирное марево. Стены издавали отрывистые, громкие стоны, которые внезапно прерывались — страшно, как предсмертные вздохи, и через мгновение натянутой в ожидании тишины возобновлялись, полные животного ужаса.

— Внизу — время! — я вздрогнул от крика Чикса… Повернулся к нему, как автомат, а он наклонился надо мной, явно для того, чтобы я его лучше слышал.

— Внизу — время! — повторил он. — И сейчас оно напористо напоминает об Эйрене, потому что там мы удержали индивидуальность, которая ему принадлежит. А ее можно вернуть только через эти три закрытые тени от ничего.

Я догадался, что его последняя фраза относится к черным колоннам, и снова впился взглядом в них. Но странно, что после его, может быть, слишком экстравагантного определения, они мне показались совсем обыкновенными, едва ли не скучными на вид, несмотря на то, что до сих пор мне ничего подобного и не снилось… Ну и словарь у этого негуманоида! Подумать только — «тени от ничего».