Нина Ненова - Формула счастья

Поднявшись с глубоко вбитых в липкий пол деревянных стульев, мы вышли наружу. А юсианская машина словно мощно вздохнула, начала расплываться и вскоре вернула себе прежнюю китообразную форму. Потом начала резко двигаться широкими зигзагами, разрывая почву, сваливая колонны вокруг с сухим раздражающим слух треском. Она быстро продвигалась и оставляла за собой удручающий хаос.

— В чем будет заключаться расчистка участка? — спросил я Элию.

— В том, что ты сейчас наблюдаешь.

— А потом?

— Вернемся домой, — сказала она, но, увидев мое недоумение, объяснила:

— Цель всего — открыть скальную основу. Тогда завтра на восходе Ридона все разместится по сторонам,

— И эти колонны?

— Именно о них я и говорю, — подтвердила Элия. А другого здесь нет.

— А почва?

— Это не почва, Тервел. Этот настил сверху, в сущности — надземная часть общей корневой системы растений.

Я подошел к поваленным колоннам: то, что я посчитал какой-то компактной почвой, оказалось их естественным продолжением. После разрушительного хода «кита» оно разлетелось на кусочки, так что я легко мог получить представление о его вертикальной структуре. Оно состояло из трех слоев различной толщины, причем верхний слой выглядел как коричневая полувысохшая кожистая перепонка, нижний был похож на усеянную шипами пористую пластмассу, а средний отличался достаточно большой плотностью, но был прорезан длинными извивающимися каналами, через которые сейчас сочилась желтоватая влага. Я потянулся, чтобы взять кусочек этих невероятных растительных органов.

— Не нужно, — сейчас же остановила меня Элия. — Эти шипы трудно отходят даже от скалы, а если вопьются в пальцы, без ран не обойдется. Да и эта жидкость внутри обладает сильным разъедающим действием.

Я выпрямился, продолжая надоедать ей своими вопросами:

— А как же питаются эти растения? У них вроде бы нет хлорофилла, чтобы происходил фотосинтез.

— Поглощают все. От частиц скальных пород через корневую систему до элементов, содержащихся в воздухе, через всю поверхность. Штейн предполагал, что они каким-то образом непосредственно усваивают и солнечную энергию.

— Это предположение относится только к колоннам?

— Нет. Речь идет и о четырех видах растений планеты, — сказала Элия. Потом впилась взглядом в машину и воскликнула: — О, боже, что она делает?! — и помчалась туда.

Исполненный плохих предчувствий, я последовал за ней. «Кит» действительно начал вести себя как-то особенно странно. Забивал нос в землю, сильно вибрировал и долбил все ниже и ниже. Слышался хруст ломающихся камней. Я обошел его и встал впереди, он проникал все глубже в скалу, дробил породу мощными лобовыми ударами, а после этого всасывал обломки через зияющую как пасть дыру. По судорогам в тесном пространстве под кабиной можно было проследить, как они продвигались у него в животе, где, очевидно, попадали в какую-то мельницу, потому что скоро из его задней части стала вытекать струя мелкого серого песка.

Я был так заворожен этим зрелищем, что не обратил внимания, как Элия приближается к отверстию кабины. Я прореагировал только тогда, когда она собралась войти внутрь. Бросился к ней с намерением задержать, но это оказалось излишним. Отверстие в машине закрылось или заросло — буквально перед ее носом.

— Ну это уже слишком! — негодовала она и вдруг неожиданно рассмеялась, звонко и безудержно, словно только что освободившийся от непосильного бремени человек. Ого! — Да оно просто сломалось! Сломалось, Тери! «Совершенное» творение «великих юсов»!

Я впервые видел ее такой — радостной и счастливой. Ей это шло. В какой-то момент у меня даже появилась надежда, что в приступе воодушевления она может броситься ко мне в объятья. Она, однако, повернулась спиной и направилась к более спокойной части машины. Я ее догнал, и мы остановились. Все еще посмеиваясь, Элия вынула из кармана преобразователь и прижала его к корчащейся материи. Я ожидал, что он как и прежде потонет в стене кабины, но этого не случилось. Элия попыталась еще раз — и снова безрезультатно. Потом медленно обернулась ко мне.

Глаза ее потемнели от разочарования. Она подняла руку и с досадой показала мне преобразователь. Его дисплей был темным — он остался без частицы, без атома заряда.

— Не работает! — взорвалась она. — О нем тоже позаботились.

Я наклонился над ней и взглянул ей в глаза:

— Терпение мое на исходе, Элия. Так что, если это не твой очередной номер..

— Нет! Нет.

— А если нет, то ты должна мне немедленно объяснить, что в данный момент происходит.

— Нет… никаких повреждений нет, — огорченно произнесла она. — В машину была внесена и другая программа, которая была продолжением моей. И сейчас настал черед ее выполнения. Только новая команда может ее отменить.

— Или устранение фрагмента, в котором она была зафиксирована, — добавил я.

— Да. Но ты ведь сам видел, мы не можем войти, чтобы его устранить. Если он вообще внутри. Да и где бы он ни был, положительно, он хорошо спрятан.

— Когда тебя начнут искать?

— Примерно через час. А так как не смогут связаться, то кто-нибудь сейчас же прибудет сюда. Мы потеряем намного больше времени, если пойдем пешком.

— Времени?! — я удивленно посмотрел на нее. — Только и всего?

Я обернулся к машине. Она уже не вибрировала, а прямо тряслась. И продолжала долбить, невероятно интенсивно долбить в глубину.

— Послушай, Элия, — настойчиво заговорил я, — нужно предпринять что-нибудь, чтоб остановить ее. Нельзя стоять тут, как неандертальцы, и просто смотреть. Понимаешь?

Она мне кивнула, но сказала:

— Мы ничего не можем сделать, можем только смотреть… Если только через преобразователь…

— Эй, хватит! Не верю, чтобы ты прилетела сюда только с ним. Глупо было бы не иметь никаких средств дистанционного управления.

— Естественно, глупо. Только нам таких средств не предоставили. Они хотят, чтобы мы были в максимально близком контакте с их машинами, чтобы привыкли к ним. Поэтому и придумали эту ерунду, связать наши более сложные программы с прямым соприкосновением с их гадкими материями, с отрыванием каких-то фрагментов! Они так дрессируют, а потом… Может быть, и мы окажемся с вмонтированными преобразователями. Или нас самих преобразуют…

Она замолчала, но было видно, что она впадает в истерику. Лицо ее исказила злая гримаса. Я не мог ее за это винить, неизвестно, каков был бы я сам после шести или семи месяцев пребывания здесь.

Что бы там ни было, ее состояние, по крайней мере, мне подсказало, что этот «номер» подстроен не ею.. — Элия, ты знаешь или, по крайней мере, подозреваешь, кто…

— Нет, нет, — поспешно прервала она меня. — Думаю, что произошло… недоразумение.