Марина Дяченко - Пентакль

Возле калитки я его, Мыколу, и встретил. Как поглядел, так сразу понял: плохо. Стоит, бедолашный, голову опустил, кедом в пыли ковыряет. Меня увидел, вздохнул грустно:

– Салют, дед!

– Гутен таг, внучек, – вздыхаю в ответ, тоже по-иностранному. – И чего на этот раз?

Не спрашивал бы, так знаю – без крайней нужды не приедет. Эх, плохо, что родителей рядом нет! Сидят в своем Норильске на стратегическом комбинате, деньги по почте переводят – и раз в три года в гости заглядывают. Вот и воспитался мой Мыкола, как вьюн у тына. Хотел я его в село забрать, уму-разуму подучить, так где там! Теперь же, когда внучек мой в институт поступил, так и вовсе забросил деда.

Но ведь приехал! Да не в каникулы – октябрь на дворе.

Завел я хлопца в хату, хотел ему борща насыпать, а он отмахнулся, на лавку упал.

– Выручай, диду! Совсем беда. Спрячь меня, что ли…

Пока рассказывал, пока борщ наворачивал, я все понять не мог. Не укладывалось.

– В милицию ходил?

Мыкола только головой помотал.

– Что скажу? Что в запрещенной секте состою? Все отопрутся, я виноват останусь, а Ленку зарежут – после того, как поиздеваются всласть. И меня же засудят. Умеют они это!

Слушал я его и закипал понемногу. Не хуже чайника на примусе.

– Сатанисты, значит? – не выдержал наконец. – Дожили! Дед партийный, отец партийный, ты – в союзе молодежи… Советская власть восьмой десяток лет разменяла, а они нечисти рогатой поклоняться начали! Ну не позор ли? И где ты эту нечисть видел, внучек, а? Вокруг оглянись, посмотри, протри глаза. Может, твой дед-орденоносец – ведьмак?

Покосился Мыкола на меня с тоской. А я не отстаю, позорю:

– Еще скажи, что агроном наш, товарищ Извиров, – черт из самого пекла, к нам командированный. Потому и шляпу не снимает, рога прячет.

Попытался мой внучек вставить что-то про разницу между религией и суеверием, но меня не собьешь.

– Соседка наша, тетка Горпина, пенсионер республиканского значения, само собой, ведьма. Так, что ли? А тракторист Петро – вообще потопельник, в речке живет. Дикость в голове развел, а еще студент! Вам что, в институте научный атеизм не читают?

– Еще нет, диду, – насупился Мыкола. – На четвертом курсе будут… Только при чем здесь твой атеизм? Так получилось. Мы с Ленкой и не думали ни о чем плохом. Кружок у нас в институте организовался, историю религии изучали. Собирались с хлопцами, картинки смотрели, слайды. Интересно было: тайные культы, мистерии всякие. А потом этот главный, он себя Велиаром называет, предложил поставить опыт…

Дал бы я ему по шее, негоднику, так нельзя. Родная кровь все же.

– Ленку хотят через обряд провести. И меня хотели. Обряд – это когда кровью Сатану вызывают…

– Типун тебе! – ударил я кулаком по столу. – Поминаешь еще, комсомолец! Лучше скажи, почему этот Велиар вас выбрал? Или ему Олена твоя понравилась?

Кивнул, к стене отвернулся. Значит, не ошибся я.

– Диду, мы же не верили, что все взаправду! А когда поняли… Я сбежал, Ленка не успела. Ее где-то прячут, грозят, что через два дня… Все понимаю, самому стыдно! Трус я, девушку свою бросил, тебя, старика, подставляю…

Поглядел я на него, подивился. И в кого Мыкола такой вырос? Вроде не в батьку, не в деда-прадеда. И не в прапрадеда тоже.

– Меня? Думаешь, сюда коза нострая пожалует по мою душу? Меньше надо итальянских фильмов смотреть, внучек. А что дивчину свою бросил, то и вправду негоже. Не бывало у нас в роду подобного сраму. Считай, все пращуры твои в домовинах сейчас корчатся.

Опустил он голову, лбом о скатерть ткнулся – да и заплакал. Что с такого взять?

– Ладно, – решил я. – Спрячу тебя, дурня, от греха. В хате посидишь, книжки почитаешь, поумнеешь слегка. Ярчак за тобой присмотрит, не пропадешь. А теперь давай-ка еще раз, с подробностями. Кому это там казачьей крови захотелось?

Вот уж не думал, что после партийного мне еще одно собрание предстоит. Но делать нечего. Повесил я на тын разбитый горшок, трещиной в сторону улицы повернул. Сумерки, конечно, не разглядишь ничего.

Однако, если подумать, так даже лучше. Кто надо – тот увидит.

– …Вот, значит, какая карусель, – подвел я итог. – Что делать станем?

Все у тетки Горпины собрались, не опоздал никто. И агроном товарищ Извиров, и Петро-тракторист, и Галька с фермы, и мельник Павло Захарыч. Хоть и не там мысли мои были, а все ж обрадовался. Порядок в танковых частях! Не зря воспитывал.

– И кто чего скажет?

Молчат, на меня смотрят. На меня – и на товарища Извирова. Встал наш агроном, шляпу снял, почесал между рогами.

– Чужая юрисдикция, дядько Мыкола. Строго сейчас с этим! Сами знаете, шаг влево, шаг вправо… В городе вообще – страх, меня туда святой водой не загонишь! А Велиар… Есть такой, только мне не по зубам.

Сказал, называется!

– А может, я ему просто глотку перекушу? Велиару этому? – вскочила Галька. – Я-то на клыки не жалуюсь!

Молодец, Галька! Огонь-дивчина, никакая осина не возьмет!

– Не поможет, – сморщился товарищ Извиров. – Губы опалишь, а ему разве что на здоровье. Из новых он, нахальных самых. Про обряд я тоже слыхал. Никакой это не обряд, не вызывают там никого. Зато власть свою над хлопцами и девчатами показывают, ужас наводят. И заодно кровью повязывают – намертво. Мы, конечно, пожаловаться можем, но…

– Негоже, ой негоже! – засопел Петро-тракторист, кудри, мокрые от речной воды, ероша. – Своих резать начали. Не по обычаям!

– Делать-то что будем? – напомнил я. – Бумагу писать поздно, не спасем дивчину. Какие предложения, уважаемый ковен?

Переглянулись, вновь на меня посмотрели. И так всегда. Привыкли, что за них старшой думает. А потом говорят, будто я инициативу давлю!

– Город большой, – неторопливо начал мельник Павло Захарыч. – Но притопить все-таки можно. Будет им Венеция!

– Дело! Дело! – зашумели все. – Покажем городским! Нечего обычаи ломать! Притопим!..

Особенно Петро горячился. Неравнодушен он к воде – особенно после того, как вместе с трактором с моста навернулся. А я свое думаю. Крепкий у нас в селе народ, но в таком скользком деле не одна голая сила нужна. Времена сейчас иные, на рожон не полезешь.

– Венецию учудить можно, конечно, – рассудил. – Но только на крайний случай. Не по обычаю, если ковен на ковен войной идет. Мыкола – он забота моя личная, вроде вендетты на Сицилии-острове. Потому иначе сделаем. Сам я в город поеду, а вы слегка подсобите. Вот чего надо будет…

– Спятил, старый? – ахнула тетка Горпина. – Как я тебе такое сварю? Бабка моя, даром что в самом Киеве на Лысой горе ученая, о том не знала, не ведала. И прабабка…

– Сваришь, – говорю. – Причем в лучшем виде. Думаешь, когда в сорок седьмом году за тобой приезжали, легко мне было тебя, неразумную, спасать? Ворожила бы сейчас оленям на Таймыре. И чтоб без ошибок!