Мария Барышева - Мутные воды дельты

— Не тягай садок — разрешали тебе? — сердито сказал Венька, и я поспешно вернул садок на место. Венька был моим приятелем, но сейчас он кроме этого еще был и рыбаком, а я хорошо знаю, что рыбака лучше не раздражать.

Сложно объяснить, как я относился тогда к Веньке. Он был именно таким, каким всегда хотелось быть мне самому — высоким, крепким и сильным, и поэтому я завидовал ему отчаянно и восхищался им. Он был именно тем, кто мог бы понравиться Юй, и поэтому я иногда почти ненавидел его. И он был тем, кто чаще других потешался надо мной, и из всей компании именно с ним я ссорился чаще, чем с другими. Его снисходительно-презрительное обращение, словно я был мелкой букашкой, не могло меня не бесить. Но если всем нам случалось ввязываться в драку, и мой противник начинал валять меня по земле (а сделать это было несложно) — Венька всегда приходил на выручку. Нет, я не могу объяснить, как я относился к нему. Мои родители, да и все соседи так называемого «здравомыслящего» возраста, называли Веньку хулиганом, негодяем, бездельником и предрекали, что большую часть своей жизни он проведет в тюрьме. Да, я могу привести любое мнение о Веньке, кроме своего собственного.

Я взял с парапета свой помидор и, внимательно наблюдая за сторожками, доел его, нарочно громко хлюпая. Я знаю, что сейчас Вита обернулась и с завистью смотрит на меня. Она тоже хочет помидор. Но всему есть предел. Упросить Веньку заставить меня отдать ей помидор она не может.

Послышался нарастающий гул, и по реке — вверх, в дельту, — промчалась «ракета». Следом в сторону рыбокомбината неторопливо пополз сейнер, разведя большую волну. Натянулись лески, закачались сторожки закидушек и верхушки спиннингов, брякнули колокольчики, заплясали на волне поплавки и все рыбаки, включая и Веньку с Витой, громко выругались.

Я сделал еще одну попытку прогнать захватчиков, но и она закончилась неудачей. Довольная тем, что я не могу согнать ее со своего места, Венькина сестра издевательски захихикала. Я показал ей кулак, испытывая страстное желание спихнуть это маленькое чудовище в воду, и повернулся, чтобы уйти. Мой взгляд упал на большой предупреждающий знак возле лестницы, которым часто пугали непослушных детей: на белом прямоугольнике было написано черными траурными буквами суровое предупреждение «Не заплывайте на фарватер». Ниже надписи располагалась страшная картинка, которой я в глубоком детстве очень боялся: тонущий в синих волнах мальчик с открытым перекошенным ртом и вскинутой над головой рукой, прямо на него идет пароход, а сзади из воды высовывается огромная голова сома с распахнутой пещероподобной пастью и длиннющими усами. При виде этого плаката мне вспомнился недавний рассказ отца и вместо мальчика тут же представился пеликан с большим клювом. Рассказов о гигантских сомах, огромных щуках, сазанах размером с человека, которые якобы водятся в Волге, я слышал множество, но ни один из них никогда не был подтвержден — это были обычные рыбацкие истории, которыми Волга давным-давно обросла так же плотно, как камень ракушками.

— А Архипыч осетра поймал! — вдруг сообщил сзади Венька, и я, забыв и плакат, и недавнюю обиду, метнулся к парапету и залез на него с ногами.

— Врешь!

— А че мне врать?! Больно надо! Поймал — два часа назад. Ну, не осетра — осетренка, — Венька воткнул короткое удилище «резинки» в щель и развел руки сантиметров на сорок. При этом у него было лицо человека, который, если захочет, может хоть сейчас поймать осетра раза в четыре больше. — На уклейку взял!

Я закрутил головой по сторонам, надеясь увидеть Архипыча и его чудесный улов, но, конечно, не увидел. Разумеется, поймав осетренка, Архипыч тут же собрал снасти и сбежал вместе с рыбой домой — ловить осетров у нас запрещено.

Неподалеку глухо звякнул колокольчик закидушки, и стоявший рядом мужчина лет сорока схватил леску и отвел руку назад, натянув леску на указательном пальце, и множество голов повернулось к нему, внимательно наблюдая. А он подержал леску где-то с минуту, прислушиваясь пальцами, а потом вернул ее на сторожок, и наши взгляды тотчас ушли от него, как ушла где-то там, в глубине примерявшаяся к наживке рыба.

— А из наших никого еще не было? — спросил я как можно равнодушней. Венька повернулся, и в его глазах на секунду мелькнуло недовольство, потом его сменила насмешка.

— Антоха с дядей Толей вон там, — он махнул рукой влево. — А Мишка пошел на завтрак. Он вытащил большого леща и трех подлещиков. Свезло сегодня!

— Вень, зацепилось!

Я повернул голову и увидел, что Вита в отчаянии дергает свою леску. У меня на этом месте крючок обычно не цеплялся — наверное течением приволокло какую-нибудь корягу. Грузило-то на поплавушке — тьфу — баловство, закрутило леску волной, запутало.

— Вень, отцепи!

— Сама отцепи, некогда мне.

— Не отцепляется!

— Ну, оторви тогда — я тебе другую мормышку привяжу.

Тогда Вита, которой жаль было терять мормышку, начала обхаживать меня, уговаривать изо всех сил. Человек, который не знал бы Виту, конечно не смог бы ей отказать — в такое милое, несчастное, просящее существо она сейчас превратилась. Но я Виту знал хорошо, а посему сказал:

— Отвянь!

Она надула губы, прислонила удочку к парапету, спрыгнула прямо мне на ногу, быстро стянула с себя платье и побежала к лестнице, которая спускалась прямо в воду.

— Осторожней, там железяк много! — крикнул Венька с легкой тревогой. — Подожди, давай уж я!

Какое там — только рукой махнула — обиделась! Венька пожал плечами и снова начал дергать «резинку». Глядя на него, в жизни нельзя было подумать, что он немного расстроен — кремень — но, тем не менее, это было так. Вита была его слабым местом.

Но через несколько минут и его, и мое настроение резко изменилось — пришли заспанный Рафик и Юй с большим куском арбуза. Они по очереди приподняли садок, проверяя, что в нем, а потом Юй забралась на парапет и, болтая ногами, принялась есть арбуз, сплевывая семечки в воду, где их тут же принимались гонять стайки мальков. Мы с Рафиком восторженно болтали с ней, и были забыты и хлеб, и удочки, и только Венька, отвернувшись, крикнул:

— Витка! Чего ты там копаешься?!

Вита снизу крикнула, что еще не нашла, за что зацепился крючок, и Юй, услышав ее голос, сказала:

— А тебя мать ищет.

Вита ничего не ответила, зато Венька вдруг буркнул:

— Пусть ищет!

Юй беззаботно пожала плечами и заговорила о другом, и вскоре все мы горячо обсуждали наболевший вопрос — когда мы, наконец, поплывем на остров Стрежевой.

Уже давным-давно мы собирались совершить это безумство — переплыть Волгу, и это была, пожалуй, единственная наша затея, в которой Юй участвовать не могла, да, в принципе, и мне это было не по силам. Я уже говорил, что был маленьким и хилым — оттого-то мне больше других хотелось доплыть до заветного острова, чтобы подняться и в собственных глазах, и в глазах Юй. Другими двигали, в основном, те же побуждения. Но до сих пор мы все никак не могли решиться. А сегодня уже балансировали на грани — вот-вот, еще толчок, и мы все же поплывем.