Артем Тихомиров - Ожог

Снегов вздрогнул и сообразил, что на пару мгновений провалился в дрему.

Его разбудил какой-то звук извне комнаты. Максим ощутил, как сердце, раздувшись, занимает всю грудную клетку, мешает дышать, бухает как ненормальное. Неужели скрипнула та половица? Кто здесь? Он чуть не задал этот вопрос вслух.

Максим ощутил горячий пот, текущий по шее и груди, капли щекотали кожу, но он не мог пошевелиться. Сразу вспомнилось детство, где самым верным средством прогнать ночной ужас было притвориться, что тебя здесь нет. Лежи не двигаясь — и тогда он тебя не заметит… Максим ощутил подступившие к глазам слезы, в носу защипало.

Сейчас ему семь лет, и он лежит под одеялом в неудобной позе, с болью в затекших ногах. Ему что-то приснилось, и от этого он проснулся, уверенный, что нечто пробралось в его комнату. Мама, мне страшно. Мама… Так Максим лежит бесконечно долго, пока страх сам собой не улетучивается.

Снегов не слышит больше ничего подозрительного, в комнате тикает будильник, единственная реальная вещь в этом королевстве теней. Теперь тело соглашается выполнять приказы. Максим осторожно переворачивается на другой бок, оказываясь лицом к центру комнаты.

Он снова взрослый. Видение из детства прошло.

С его места видна дверь. Замка нет, только подвижная ручка. Одно нажатие, и она повернется. Может быть, после этого Максима найдут пускающего слюни и что-то постоянно лопочущего — и он проведет пару следующих лет в психушке. А может, и дольше.

Это все полуночные бредни, такое часто бывает, когда мозг утомлен большим количеством новой информации. Нейроны испытывают излишнее напряжение, мешающее человеку спать. Перегруз в работе невидимых сетей приводит к сбоям в восприятии, и глаза вдруг начинают видеть то, чего нет и быть не может, а воображение выходит из-под контроля.

Максим придумал себе эту гипотезу, и ему стало не так страшно.

Оставалась гложущая душу тревога, ощущение ядовитого осадка. Одно ясно — в квартире никого нет. Если, например, Дина видит призраков во сне и наяву, то к нему это не относится. Авария с мочевым пузырем — досадная неприятность, упоминать о ней Максим не будет. И не стоит именно сейчас размышлять над тем, какой ответ написать этой необычной девушке. Ее история напоминает все эти фильмы и книги о вторжении потустороннего в обыкновенную жизнь. Нечто в духе Питера Страуба с его привидениями.

Максим улыбнулся, лежа с закрытыми глазами. Вот, наверное, в чем вся соль. Дина поклонник этого жанра и не совсем отличает реальность от вымысла, причина вполне прозрачна — одинокие люди склонны обставлять свою жизни выдуманными декорациями.

Лучший выход — очень осторожно намекнуть Дине о том, что она заблуждается. Эта дорожка может привести в нехорошее место. Ему-то известна, каких дров может наломать неуемная фантазия.

Короче говоря, утром на свежую голову он решит, как поступить.

И у меня нет бессонницы, думает Максим, ощущая медленное погружение в незримый мир. Никакой бессонницы, никаких призраков, никаких видений.

Проснувшись в половине одиннадцатого, Максим с удовольствием потянулся.

В окно заглядывало солнце. Он встал и открыл настежь обе створки — в спальню вплыл свежий, но достаточно теплый воздух. Максим поежился, вдохнул всей грудью. Он отжался пятнадцать раз и в одних трусах пошел умываться.

Хороший цвет лица его порадовал, под глазами не было ни припухлостей, ни синяков. Вычистив зубы, вымыв волосы, Максим почувствовал себя обновленным, совершенно иным человеком.

Сентябрьский солнечный день разогнал все страхи и тревоги. Снегов посмеивался над собой, вспоминая, как ночью воображал себе разную белиберду.

Разительный контраст с ночными фантазиями его позабавил. Теперь самое время с новыми силами заняться делами. Обычно в такие дни, когда он испытывал душевный подъем, к нему приходили хорошие идеи. Снегов испытывал удовольствие от предвкушения чего-то необычного.

Максим собирался наконец ответить Дине, но сначала решил позвонить Кочневу. Может быть сегодня ему повезет больше.

Он расселся на диване, положив телефон на колени, и откинулся на подушки.

Ему ответили на пятом гудке, Максим даже не успел придумать, чего бы такого сказать Дмитрию сходу, придумать какую-нибудь шутку. Какая-то женщина сказала:

— Я слушаю…

Максим потерял от неожиданности дар речи. Когда не ожидаешь, что ответит кто-то другой, всегда испытываешь момент неловкости, будто случайно подглядел за чем-то сугубо личным.

Писатель выпрямился.

— Я слушаю, — повторила женщина. На заднем плане раздавались чьи-то голоса.

— Добрый день… — Голос у Максима получился сиплым, он откашлялся. -

Мне вообще-то нужен Дмитрий…

Но это же не Алла. С чего бы ей приходить к нему домой после четырех лет, да еще после того, как ее фамилия сменилась на Савинову?

Максим понял, что незнакомая женщина молчит слишком долго.

— Алло, — сказал он. — Слышите? Может, я не туда попал? Алло!

— Позвоните позже, пожалуйста, — услышал он в ответ. От интонации, которая была в голосе женщины, у писателя засосало под ложечкой.

— Нет, подождите… Я его давний друг, я Максим Снегов…

— Неважно, кто вы… — ответила она.

— Подождите, а в чем дело. Как это неважно? Его дома нет, что ли?

— Он умер.

Максим не находил, что ответить. Почему-то он думал только о том, что сейчас незнакомая женщина в его квартире положит трубку. Но она чего-то ждала. Теперь его молчание выглядело затянувшимся.

— Это значит умер, совсем? Вы не пошутили? Мертвый?

— Да… можно сказать, что мертвый.

Максим сообразил, что рано обрадовался хорошему дню.

— Так он живой или…

— Нет, я сказала вам!

У Максима затряслись руки.

— А что случилось?

Женщина молчала, потом сказала кому-то в стороне о полотенцах на кухне, а писатель ждал, думая, что он, наверно, до сих пор не проснулся.

— Пожалуйста, скажите… в чем там дело? Он у меня был позавчера!

— Он сгорел, — сказала женщина. Голос ее стал низким, хриплым, будто у курильщика со стажем. Может быть, из-за сдерживаемого плача. — Он него почти ничего не осталось.

— Пожар?

— Нет.

— Объясните толком! — вскричал Максим.

— Я ничего не знаю, откуда мне знать… мне позвонили и сказали приехать…

— А кто вы?

— Сестра его, старшая…

Максим чуть не треснул себя по лбу за несообразительность. Разумеется, только Валерия могла приехать к нему домой, потому что она единственная близкая родственница Кочнева.

Кажется, она плакала. Максим чувствовал, как приближается шквал паники и вот-вот на него обрушится. Вчера он целый день звонил Кочневу — и тот, вероятно, уже был… сгоревшим?.. Что это за ахинея?