Артем Тихомиров - Ожог

Писатель протер воспаленные глаза, а когда открыл их, увидел покрытую изморозью бутылку пива, которую протягивал ему Дмитрий.

— Ты сбрендил! Не надо!

— Выпей хоть половину — сразу в норму придешь. Я знаю, я в этом специалист, — сказал Кочнев, улыбаясь. Максим присмотрелся к его улыбке, и понял, что тот опять не спал ночью. Улыбка больше смахивала на нервный тик, а глаза нездорово поблескивали.

Снова пришло дежа вю, опять промелькнуло непонятное воспоминание.

Что-то связанное с глазами Дмитрия… Да, по-моему, с ними все в порядке, только уставшие — тяжелые веки, покрасневшие белки. Да и лицо как воск, безжизненное какое-то.

Все эти детали пытались во что-то сложиться, но у них никак не получалось. Максим перевел взгляд обратно на пиво, вяло морщась.

— Пей, — сказал приятель. Приказал.

Максим взял банку кончиками пальцев, потом перехватил покрепче, чувствуя, что из-за влаги кожа скользит.

— А потом поешь немного.

— Ага, — отозвался Максим, думая, что он самый несчастный человек на свете. Он приложил холодный алюминий ко лбу и сидел так целую минуту.

— Не удалось заснуть?

— Нет, — сказал Дмитрий весело. Он сел напротив, оторвал от яичницы половину и положил на тарелку. В его стакане тоже было пиво.

— И что же ты делал?

— Читал, в основном. Потом бродил просто так по квартире.

А я придвинул тумбочку к двери, подумал Максим. Да что такого-то? Ну бродит…

— Нашел старую газету, давай кроссворд разгадывать. — По крайней мере, Кочнев ел с аппетитом, что удивительно в его состоянии.

Максим открыл свою банку, сделал глоток, заставил себя проглотить обжигающее холодом пиво. Именно с такого все вчера и началось.

— Потом пробрался в твой кабинет, ты уж извини…

— Ерунда. Если ты только не забирался в мой роман… который не отредактирован.

— Нет, туда я не смотрел — знаю ведь, что дуракам полработы не показывают. Просто, покопался в твоих запасах литературных файлов — у тебя, оказывается, недурная библиотека собрана, думал, чего-нибудь почитать из драматургии… Освежить в памяти, что и как пишется там. Какие-то штучки даже придумал для пьесы.

Максим отправил в рот кусок яичницы, понимая, что начинает тяготиться обществом приятеля. С ним уже было неприятно находиться рядом, смотреть ему в глаза, испытывая неловкость, слушая хрипловатый голос, замечать, насколько сильно он изменился. Даже в сравнении со вчерашним днем.

Писатель жевал и не чувствовал вкуса, на языке еще был осадок от зубной пасты и того, что можно назвать смесью перекисшего пива с табаком.

Максим слушал голос приятеля и не мог поверить, что слышит именно его.

Изменилась ритмика его обычно правильной поставленной речи, дикция потеряла чистоту, куда-то стали пропадать интонации. Впечатление было неприятное.

Даже сильнее — перерождалась в отвращение.

Ну почему я должен так относиться к своему старому другу, ведь, по сути, от старых времен у меня только Дима и остался… Не поднимая глаз, Снегов отпил из банки.

— В Интернет я не лез, не беспокойся, все твои мегабайты целы, — рассмеялся Кочнев, поднимая руки, точно сдаваясь.

— Ладно, не проблема, — пробормотал Максим.

— Романчики твои посмотрел на полке… Обнаружил, что не все, которые ты мне свои дарил, я прочел до конца. Прошу прощения.

— Перестань извиняться, тошно, — сказал Снегов. — …Тебе ничего не привиделось в этот раз?

— Нет, ничего такого не было. Или не помню. — Актер посмотрел на холодильник. — Наверное, организм все-таки ищет средства защиты, мозг отгораживается, стирая какие-то временные куски из памяти… Может, чтобы защитить психику… Или…

Максим бесился от того, что не мог вспомнить вчерашний вечер целиком. В то же время он по-настоящему боялся это вспомнить… Кочнев говорит о мозге, который отгораживается — а вдруг его мозг тоже пытается защищаться?..

— Или что? — Снегов надеялся, что воспоминания приятеля помогут ему воссоздать в уме то, что ускользнуло и не хотело показываться на глаза.

— Я начинаю думать, что похож на заколдованного принца. Посмотрел в твоих книги. Там же полным-полно всякого чародейства… Это может быть неплохим объяснением…

Максим рассмеялся.

— Порча? Да такого не бывает!..

— Бывает. Не так, может, вульгарно все это объясняется, но ты не отрицай…

— Да не отрицаю я, просто не в этом дело. Не хватало еще, что бы ты к экстрасенсу поперся какому-нибудь! Совсем с ума съехал?..

— Я не сказал, что собираюсь. — Дмитрий уставился на него. Взгляд красных глаз из-под припухших век был весом в несколько десятков тонн. — Но я бы многое отдал, чтобы отхватить часок-другой, понимаешь?..

— Ты все-таки сходи к врачу, мало ли что, — сказал Максим. Со дна желудка поднялась изжога, он покривился.

— Может быть, кто-нибудь из театра постарался, — проговорил, словно не слыша, Кочнев. — Только у кого ума хватило на это?..

— Перестань. Алла знает, какие у тебя сейчас проблемы?

— Нет, я не звонил.

— Зря.

— Плевать она на меня хотела, другие заботы… да ну, и думать про нее не хочу.

— Как знаешь. — Писатель проглотил остатки яичницы, чувству себя до крайности усталым. Похмелье старательно разрушало его глубоко эшелонированную оборону.

Я хочу писать, писать, больше ничего… мне не надо этих проблем.

Снегов усмехнулся. При всем желании он не мог бы сейчас сесть за компьютер для того, чтобы слепить хотя бы небольшой рассказик. От терпеть не мог безделья, но внутренние ритмы не обманешь. Организм будет способен приступить к чему-то новому не раньше чем через двадцать дней. Так сложилось давным-давно.

Чем же заняться? Спать? И все? Максим встал и положил грязную тарелку в раковину. Дмитрий тоже поднялся, пригладил волосы. Тут он вспомнил о своем виртуальном собеседнике, с которым переписывался уже месяца четыре или пять.

Вот с кем можно пообщаться. Надо написать письмецо.

— Я пойду, пора и честь знать… Может, забегу сегодня в пару мест.

— Уже?

— У тебя такой вид, что ты сейчас дашь дуба от недосыпа. А у меня дела найдутся. Отдыхай — заслужил.

Максим был рад тому, что приятель наконец уходит. Сам бы он не смог, пожалуй, намекнуть ему, что пора расходиться. Похоже, Дмитрий чувствовал свою ненужность — и Снегову было немного стыдно, будто он как-то усугубляет его состояние. И ничего поделать с эти не мог.

Кочнев сходил за тетрадью в большую комнату. Максим поглядел на нее почти что с отвращением. Ну, дневник принадлежал самоубийце, понятно. Что из того? Пятен крови, кусков мозга нет, да и откуда им взяться? Но в целом Максим брезговал брать эту штуковину в руки.

— Смотри, что здесь есть. — Дмитрий раскрыл тетрадь и показал на внутреннюю сторону обложки после последней страницы.