Энн Райс - Невеста дьявола

– Дорогая моя, это для меня величайшая честь! Ничто не доставит мне большего удовольствия, и я буду счастлив это сделать! – Эрон крепко сжал руку Роуан. – А теперь прошу вас, пожалуйста, забудьте о глупом старике и обо всем, что он вам наговорил.

– Спасибо, Эрон.

Роуан откинулась на спинку сиденья, несколько раз глубоко вдохнула и только потом повернулась к Майклу, которого до сих пор намеренно игнорировала. Он выглядел таким потерянным, что ее вдруг охватила нестерпимая жалость.

– Ну что? Ты успокоился? – спросила она. – Или у тебя уже инфаркт? Ты какой-то неестественно тихий.

Он тихо рассмеялся и мгновенно оттаял. Голубые глаза вновь ярко заблестели.

– Знаешь, – заговорил он, вновь беря Роуан за руку, – в детстве мне казалось, что это просто здорово – иметь собственное фамильное привидение. Мне так хотелось обладать способностью видеть призраков. Я часто думал, как это, должно быть, захватывающе интересно – поселиться в доме, где они обитают…

Слава богу! Перед ней был опять прежний Майкл – веселый, сильный, хотя все еще немного взвинченный. Роуан наклонилась и поцеловала его в чуть загрубевшую, с утра не бритую щеку.

– Прости, я сорвалась. Немного сдали нервы.

– Я тоже прошу у тебя прощения, солнышко. Но ведь старик не желал нам зла. Он просто чуть-чуть не в себе. Они все немного странные. Наверное, виновата ирландская кровь, которая течет в их жилах. Знаешь, мне не часто доводилось иметь дело с ирландцами благородного происхождения, но, полагаю, они такие же психи, как и остальные.

По губам наблюдавшего за ними Эрона скользнула легкая улыбка.

День выдался нелегким, и все они безмерно устали, а последний разговор, казалось, отнял у них последние капли жизненной энергии.

Роуан показалось, что вокруг вновь сгущается мрак. Или виной тому тонированные стекла? Слишком уж они темные.

Она прислонилась головой к мягкой кожаной спинке сиденья и расслабилась. За окнами лимузина мелькали убогие городские дома: деревянные коттеджи, рассчитанные на две семьи, со ставнями на окнах и потемневшей от времени резьбой, низкие, приземистые каменные строения с облупившейся штукатуркой, кажущиеся совершенно чужеродными среди старых дубов и высоких зарослей травы. И тем не менее Роуан нравился этот город. Он был живым, реальным, настоящим, и в сравнении с ним весь внешний блеск и показной лоск ее безупречной Калифорнии превращался в ничто.

Как ей убедить этих двоих в том, что она поступает правильно и не сомневается в своей правоте? Как рассеять их сомнения в том, что никто и ничто не заставит ее отказаться от своей мечты, от своей любви и планов на будущее и что в конечном итоге она непременно победит?

Этот призрак непременно появится и попытается обрести над ней власть. Он станет соблазнять ее и, подобно деревенским колдуньям, читать свои дьявольские заклинания, ожидая, что она не выдержит, поддастся его уговорам и наконец уступит. Ничего подобного! Этого он не дождется никогда. Сила, которой она обладает, могущество, взращенное и взлелеянное двенадцатью ее предшественницами и полученное ею в наследство от них, позволит навсегда уничтожить дьявола. Число тринадцать станет для него роковым. А дверь послужит вратами ада.

Да, именно вратами ада!

Но Майкл поверит ей, только когда все наконец закончится.

Она не скажет ему больше ни слова.

Роуан вспомнились странные розы, появившиеся вдруг на столике в холле особняка, и тот отвратительный ирис с черной, похожей на разверстую пасть сердцевиной. Ужасные цветы! Но хуже всего был изумруд на ее шее – тяжелый, холодный камень. Она словно вновь ощутила его леденящее прикосновение в темноте. Нет, она никогда не расскажет Майклу об этом… И о многом другом – тоже.

Да, в нем больше мужества и доброты, чем в ком-либо из тех, с кем ей довелось встречаться в жизни. Но сейчас он нуждается в защите, ибо совершенно очевидно, что сам он не в состоянии защитить ни себя, ни ее. И только теперь она вдруг впервые поняла, что в решающий момент может остаться совершенно одна и поддержки ждать будет неоткуда.

Что ж. А разве когда-нибудь было иначе?

«Запомню ли я этот день как один из самых счастливых в моей жизни?» – спрашивала себя Роуан. Так повелось, что свадьбы никого не оставляют равнодушными – на всех действует их очарование. Только вот она чувствует сильнее, чем другие, как ей казалось, и потому, что само событие такое необыкновенное, и потому, что происходит оно в патриархальном «старом свете», и потому, что приехала она из мира холода и одиночества, а главное – она ждет не дождется этой свадьбы!

Накануне вечером она пришла сюда, в эту церковь, чтобы помолиться в одиночестве. Майкл удивлялся: неужели она вообще кому-то молится?

– Не знаю, – отвечала она.

Ей хотелось посидеть в темной церкви, подготовленной к свадьбе: белые ленты, банты, красная дорожка в проходе, – и поговорить с Элли, попытаться объяснить ей, почему она нарушила обещание, почему так поступает теперь и что, по ее мнению, должно из всего этого получиться.

Она рассказала о том, что семья настаивала на белом свадебном платье, что она поддалась на уговоры и была очень счастлива, примеряя бессчетные метры белых шелковистых кружев и длинную переливчатую фату. А еще она рассказала о подружках невесты – все как одна из Мэйфейров, разумеется, – и о Беатрис, замужней подруге невесты, и об Эроне, который будет посаженым отцом.

Она все говорила и говорила. Упомянула даже об изумруде.

– Будь рядом, Элли, – просила она. – Ниспошли мне свое прощение. Я так в нем нуждаюсь.

Потом Роуан обратилась мыслями к матери, чью близость ощущала постоянно, а потому в беседе с ней слова были не нужны. Мешали лишь воспоминания о старухе, и она всеми силами гнала их прочь.

Не забыла она и о старых друзьях в Калифорнии, которых обзвонила за последние недели и чудесно поболтала с ними по телефону. Все они очень порадовались за нее, хотя и не до конца осознали, насколько богата и жизнерадостна эта старомодная сторона, куда ее занесло. Барбара хотела приехать, но в Принсентонском университете уже начался семестр, Дженни уезжала в Европу, что до Мэтти, то ей предстояло со дня на день родить. Несмотря на категорический запрет, все они прислали изумительные подарки. У нее было предчувствие, что вскоре они непременно встретятся и что это произойдет в самом ближайшем будущем – по крайней мере, еще до того, как начнется ее настоящая работа по претворению в жизнь мечты о Мэйфейровском медицинском центре.

Молитвы Роуан завершила не совсем обычным образом: зажгла свечи для обеих своих матерей, а потом еще одну – для Анты. И даже для Стеллы. Как спокойно становится на душе при виде этих крошечных язычков пламени, танцующих перед статуей Девы Марии! Неудивительно, что мудрые католики завели подобный ритуал. Действительно верится, что изящное пламя – живая молитва.