Энн Райс - Невеста дьявола

Наступила тишина, и Райена наконец прорвало. Он признался, что никак не может понять, чем семья или он обидели или подвели Роуан. Она начала выводить огромные суммы из-под их контроля. Планы создания медицинского центра отложены в долгий ящик. У него просто в голове не укладывалось, что могло произойти.

Майкл постарался его успокоить:

– Это не ваша вина. Вы не имеете к этому никакого отношения. – После длинной паузы, в течение которой Райен сидел, явно стыдясь своего срыва, и сконфуженно, как побитая собака, смотрел на Майкла, тот снова повторил: – Она вернется. Вот увидите. Это еще не конец.

Десятого февраля Майкла выписали из больницы. Он был все еще очень слаб и расстраивался по этому поводу, зато сердце работало как часы. И здоровье в целом было хорошее. Он ехал в черном лимузине вместе с Эроном.

За рулем сидел темнокожий шофер по имени Генри, которому предстояло поселиться во флигеле на заднем дворе, рядом с дубом Дейрдре, и выполнять поручения Майкла.

День был ясный и теплый. После Рождества снова наступили холода, потом прошло несколько ливней, но теперь установилась чудесная весенняя погода и повсюду цвели розовые и красные азалии. Оливковые деревья полностью восстановили после морозов свой зеленый наряд, и старые дубы расцветились новыми, яркими красками.

Все радуются, сказал Генри, потому что Марди-Гра уже на носу. Совсем скоро начнутся парады.

Майкл обошел сад. Все погибшие тропические растения успели убрать, из темных замерзших пней уже прорастали новые банановые деревья, и даже гардении возвращались к жизни, сбросив сморщенные коричневые листья и обрастая новой блестящей листвой. Костлявые мирты все еще оставались неодетыми, но этого и следовало ожидать. Высаженные вдоль забора камелии были сплошь покрыты темно-красными цветками. А магнолии только недавно сбросили свои огромные, размером с блюдце, цветки и усыпали все дорожки крупными розовыми лепестками.

Дом сиял чистотой и порядком.

Тетушка Вив заняла спальню, когда-то принадлежавшую Карлотте, а Эухения по-прежнему обитала в самом дальнем конце второго этажа, возле лестницы, ведущей в кухню. Эрон поселился в бывшей спальне Дорогуши Милли.

Майкл не захотел вернуться в прежнюю комнату, и ему приготовили старую хозяйскую спальню с северной стороны. Там было довольно уютно, несмотря на высокую деревянную кровать, в которой умерла Дейрдре. Теперь кровать завалили белыми пуховыми перинами и подушками. Ему особенно пришлась по душе маленькая северная терраса, куда он мог выходить и, присев за железный столик, смотреть на угол улицы.

Первые несколько дней он был вынужден терпеть целые процессии визитеров. Беа пришла вместе с Лили, затем явились Сесилия, Клэнси и Пирс, Рэндалл пожаловал вместе с Райеном, который принес различные бумаги на подпись. Заглядывали и другие, чьи имена Майкл с трудом вспоминал. Иногда он разговаривал с гостями, иногда отмалчивался. Эрон отлично справлялся со всеми делами вместо него. Тетушка Вив тоже очень хорошо помогала при приеме гостей.

Но Майкл видел, как глубоко обеспокоены все родственники. Они были очень сдержанны, скованны, а кроме того, сбиты с толку. Им было неуютно в этом доме, а временами даже страшновато. В отличие от Майкла.

Дом был пуст и чист, насколько он мог судить. Он помнил все внутренние переделки до малейшей детали, каждый оттенок использованной краски, каждый восстановленный кусочек лепнины или резьбы. Этот дом был его величайшим достижением, начиная с новых медных желобов на крыше и заканчивая сосновым паркетом, который он собственноручно поднял и протравил. Он чувствовал себя здесь прекрасно.

– Я рада видеть, что вы больше не носите свои ужасные перчатки, – сказала Беатрис.

Это было в воскресенье, во время ее второго визита, когда они сидели в спальне.

– Они мне больше не нужны, – ответил Майкл. – Очень странно, но после происшествия в бассейне мои руки снова стали нормальными.

– Значит, вы больше ничего не видите?

– Нет, – сказал он. – Может быть, я не научился правильно использовать ту силу. Может быть, я не использовал ее вовремя. Поэтому у меня ее и отобрали.

– Наверное, это и к лучшему, – пробормотала Беа, пытаясь скрыть смущение.

– Теперь уже не важно.

Эрон проводил Беатрис до дверей. Майкл случайно оказался на лестнице и услышал ее слова:

– Он постарел на десять лет. – Беа разрыдалась, умоляя Эрона рассказать ей, как произошла трагедия. – Я вполне могу поверить, – лепетала она, – что на особняке лежит проклятие. В нем полно зла. Им не следовало жить в этом доме. Мы должны были остановить их. Постарайтесь заставить его уехать отсюда.

Майкл вернулся в спальню и прикрыл за собой дверь.

Посмотрев в зеркало на старом комоде Дейрдре, он решил, что Беа права. Он действительно выглядит старше. Только сейчас он впервые заметил седину на висках. Пробивалась она и в остальной шевелюре. На лице появились новые морщины. Много морщин. Особенно вокруг глаз.

Внезапно он улыбнулся. Днем он даже не заметил, во что переоделся. И только теперь увидел, что на нем темная атласная домашняя куртка с бархатными лацканами, которую Беа прислала ему в больницу. Тетушка Вив специально выложила куртку для него. Надо же, подумал он, Майкл Карри, ирландский мальчишка, одет в нечто подобное. Такая куртка скорее подошла бы Максиму де Винтеру из Мандерли [3]. Он меланхолично улыбнулся своему отражению, приподняв одну бровь. А седина на висках придает ему… Импозантность?

– Eh bien, месье, – сказал он, стараясь подражать голосу Джулиена, который слышал на улице в Сан-Франциско. Даже выражение лица несколько изменилось. Ему показалось, что в нем теперь есть что-то от сдержанности Джулиена.

Разумеется, это был его Джулиен, тот, кого он видел в автобусе и кого Ричард Ллуэллин однажды видел во сне. Не Джулиен с игривой улыбкой, как на портретах, или злобно хохочущий Джулиен из темного ада, полного дыма и огня. Того ада на самом деле не существовало.

Он спустился по лестнице медленно, как советовал врач, и вошел в библиотеку. Когда вычистили письменный стол после смерти Карлотты, в нем больше ничего не хранили, поэтому Майкл забрал его себе и теперь держал в нем записную книжку. Дневник.

Это был тот самый дневник, который он начал вести после первого визита в Оук-Хейвен. И он продолжал писать в нем, делая записи почти каждый день, потому что это был единственный способ выразить свои чувства по поводу всего случившегося.

Разумеется, он все рассказал Эрону. И Эрон останется единственным человеком, с которым он поделился.

Но ему было необходимо это тихое, неспешное общение с чистым листом бумаги, когда хотелось излить душу. Как прекрасно сидеть в библиотеке, время от времени поглядывая сквозь тюлевые занавески на прохожих, которые направлялись на Сент-Чарльз-авеню – поглазеть на парад Венеры. До Марди-Гра оставалось всего два дня.