Энн Райс - Мумия, или Рамзес Проклятый

– Да, сэр, но…

– Шерри, Рита.

– Да, сэр.

Как она взволнована и бледна, бедняжка! Ну и кавардак: в этой библиотеке! Везде в беспорядке разбросаны книги. Эллиот взглянул на столик в оранжерее. С того места, где он стоял, видны были лежавшие там словари. На стульях покоились аккуратные кипы газет и журналов.

Но дневник Лоуренса был здесь, на письменном столе, – на это Эллиот и надеялся. Он открыл дневник, убедился, что не ошибся, и засунул его в карман.

Он смотрел на саркофаг, когда Рита принесла на маленьком серебряном подносе бокал шерри. Грузно опираясь на трость, Эллиот взял бокал и слегка пригубил.

– Ты не позволишь мне взглянуть на мумию? – спросил он.

– О господи, не надо, сэр! Пожалуйста, не трогайте его! – взмолилась Рита. Она смотрела на саркофаг с ужасом. – Он очень тяжелый, сэр. Мы не должны даже пытаться поднять его…

– Ну ладно, ладно. Ты не хуже меня знаешь, что древесина здесь очень тонкая и саркофаг совсем не тяжелый.

Улыбнувшись, Эллиот достал соверен и протянул горничной. Она удивилась и покачала головой.

– Возьми, не отказывайся. Купи себе какую-нибудь безделушку.

Она не успела ответить, Эллиот обошел ее и зашагал к выходу. Рита поспешила открыть ему дверь.

На нижней ступеньке лестницы он задержался. Надо было настоять на своем и заглянуть все-таки в саркофаг…

Его слуга Уолтер подошел, чтобы помочь. Добрый старина Уолтер, который вырос и состарился вместе с ним. Уолтер помог ему забраться в припаркованный автомобиль, и Эллиот устроился на заднем сиденье. Стоило вытянуть ноги, как снова заныло бедро.

Удивился бы он, увидев, что саркофаг пуст, убедившись, что все это не игра? Напротив. Он и так знал, что в саркофаге ничего нет. И боялся увидеть это своими глазами.

Мистер Хэнкок из Британского музея был вполне обыкновенным человеком. Просто, посвятив жизнь египетским древностям, он использовал их, чтобы продемонстрировать людям человеческую грубость и очевидное ничтожество. Ненависть к ныне живущим стала частью его натуры, столь же существенной, сколь искренняя любовь к древностям, изучением которых он занимался всю жизнь.

Хэнкок вслух прочитал заголовок для трех джентльменов, сидевших с ним в комнате:

– «Мумия разгуливает по Мэйфейру». – Он перевернул страницу. – Просто отвратительно. Неужели юный Стратфорд выжил из ума?

Пожилой джентльмен, сидевший напротив за столом, улыбнулся.

– Генри Стратфорд, пьяница и игрок. Нет, вы подумайте: мумия выбралась из гроба!

– Дело не в этом, – возразил Хэнкок. – Плохо, что мы оставили бесценную коллекцию в частном доме. И вот вам скандал! Там уже побывали и полиция, и репортеры из паршивых газетенок.

– Позвольте мне, – сказал пожилой джентльмен. – Меня гораздо больше беспокоит похищение золотой монеты.

– Да, но… – тихо произнес Самир Айбрахам, сидевший в углу. – Я же говорил вам, их было только пять, когда я составлял опись коллекции. И никто из вас не видел так называемой похищенной монеты.

– Ну и что? – опять возразил Хэнкок. – Мистер Тейлор – уважаемый нумизмат. Он уверен, что монета была подлинной. И продавал ее именно Генри Стратфорд.

– Стратфорд мог украсть ее в Египте, – предположил пожилой джентльмен.

Некоторые из сидевших за круглым столом закивали.

– Коллекцию следует хранить в музее, – сказал Хэнкок. – Нам нужно срочно начать изучение мумии Рамзеса Каирский музей кипит от возмущения. А теперь еще эта монета…

– Но, джентльмены, – вмешался Самир, – мы ведь не можем принимать решения относительно этой коллекции, не посоветовавшись с мисс Стратфорд.

– Мисс Стратфорд очень молода, – презрительно отозвался Хэнкок. – И она предается своему горю. Она не способна принимать какие-либо решения.

– Да, – сказал пожилой джентльмен. – Но, надеюсь, все присутствующие понимают, что именно Лоуренс Стратфорд вложил миллионы в развитие музея. Думаю, что Самир прав. Мы не можем перевозить коллекцию без разрешения мисс Стратфорд.

Хэнкок снова уставился в газету.

– «Рамзес поднимается из могилы», – прочитал он. – Говорю вам, мне это очень не нравится.

– Может, следует сменить охранника? – предложил Самир. – Или поставить двоих.

Пожилой джентльмен кивнул:

– Хорошая идея. И в этом вопросе, повторяю, надо учитывать пожелания мисс Стратфорд.

– Может быть, вы ей позвоните? – спросил Хэнкок, обращаясь к Самиру. – Вы были другом ее отца.

– Хорошо, сэр, – тихо ответил Самир. – Обязательно позвоню.

Ранний вечер. Отель «Виктория». Рамзес приступил к обеду в четыре часа, когда солнце сквозь запотевшее стекло еще освещало покрытый белой скатертью стол. Теперь уже было темно. Повсюду зажгли электричество; под потолком горели тусклые светильники, скупо высвечивая стоявшие по углам в латунных горшках высокие и изящные темно-зеленые пальмы.

Лакеи в ливреях молча подносили одну за другой тарелки с едой – только один из них удивленно приподнял бровь, откупоривая четвертую бутылку итальянского красного вина.

Джулия давным-давно доела свою отнюдь не маленькую порцию. Они были полностью поглощены разговором, и английская речь лилась так же свободно, как и вино.

Она уже научила Рамзеса пользоваться тяжелыми серебряными вилками и ножами, но он по-прежнему игнорировал их: в его времена только варвары так запихивали еду в рот.

После небольшого раздумья он так и сказал: да, только варвары сгребают еду в рот подобными лопатами. Пришел черед Джулии объяснять, как появилась серебряная посуда. И все же она не могла не признать, что он был очень… разборчивым, что ли. Невероятно утонченным, изящным, даже когда отламывал хлеб, отрывал небольшие кусочки мяса и отправлял их на кончик языка, не касаясь пальцами губ.

Сейчас она была поглощена повествованием о технической революции.

– Первые машины были очень простыми – для обработки полей, для выделки тканей. Потом идея механизации захватила умы.

– Да.

– Если ты заставишь машину делать что-то за тебя, то вскоре захочешь придумать другую.

– Понимаю.

– Потом появился паровой двигатель, следом автомобиль, телефон, самолет.

– Мне очень хочется полетать: просто подняться в небо.

– Разумеется, полетаешь. Но ты понимаешь саму идею, изменение образа мыслей людей?

– Конечно. Ведь я пришел к тебе, как ты говоришь, не из времен девятнадцатой династии египетской истории – я пришел из первых дней существования Римской империи. Так: что мой разум достаточно гибок, я легко приспосабливаюсь к новому. Мой образ мыслей, как ты говоришь, все время меняется.

Что-то удивило его; сначала она не поняла что. Начал играть оркестр, очень тихо, так что она с трудом различила сквозь гул разговоров звуки музыки. Рамзес вскочил, уронив на пол салфетку, и показал на заполненный людьми зал.