Эрве Рихтер-Фрих - Бессмертные карлики

— А его спутники?

— То были неизвестные здесь личности, но опытные люди, — охотники из Пуэрто-Бермудес и один индеец племени коло. Ходили слухи о том, что путешествие Сен-Клэра имело какую-то связь со старым метисом, умершим в госпитале св. Марка. Я знаю, что наш друг очень интересовался этим стариком, изъездившим вдоль и поперек всю Южную Америку. Но Сен-Клэр был во многих отношениях осторожным и скупым на слова человеком, и из него трудно было что-нибудь вытянуть, когда он не хотел говорить. Как теперь обнаружилось, мы не знали всей глубины его внутренней личности. Он, например, скрывал свою страсть к игре самым удивительным образом. Она здесь, в Перу, является всеобщим пороком.

— Вы уже упоминали мне об этом в связи с фирмою «Мартинес».

— Да, но я не думаю, чтобы хорошо было много говорить об этом обстоятельстве. Старый Мартинес очень хотел бы как можно меньше обнаружить эту страсть своего покойного друга. В практическом отношении это также не имеет значения, так как молодой Мартинес, с которым я вас познакомлю сегодня, женится на единственной наследнице Сен-Клэра.

— Какого рода человек этот Мануэль?

Ла Фуэнте скрылся в облаке сигарного дыма. Он пожал плечами, развел руками и вздохнул.

— Очень красивый малый, — сказал он. — первоклассный Дон-Жуан. Не особенно одаренный. Это — тип мужчины, о котором мечтают большинство посредственных женщин. Ему бы играть для фильма.

— Вы, очевидно, не особенно одобряете его?

— Нет, — ответил Ла Фуэнте. — Он не принадлежит к тому роду мужчин, в которых нуждается Перу в настоящий момент. Но отец… но не перейти ли нам в курительную? Мы там, наверное, встретим старого дона Хосе. С тех пор, как он овдовел, он часто приходит сюда в клуб.

Большая курительная и игорная зала была самым уютным помещением клуба, несмотря на то, что она тоже страдала чисто французской ненавистью к глубоким креслам. Вокруг карточных столов сидело несколько компаний, игравших в бридж. В одном углу сидел пожилой господин и внимательно читал «Тан».

— Это и есть старый Мартинес, — шепнул Ла Фуэнте.

Фьельд быстро смерил взглядом красивого старика.

Он отметил мощную голову с еще густыми волосами. Вся фигура дышала спокойствием и достоинством, которые казались признаками уравновешенной натуры. Такая наружность присуща юристу старого типа, — неподкупному человеку, управляющему огромными состояниями, и защитнику «par exellence» несовершеннолетних, сирот и вдов. Во всем сказывалась прочная, солидная честность… И все же… взгляд Фьельда остановился на длинных узких руках с полированными ногтями. Он невольно улыбнулся. Потому что всякий, кто изучил строение человеческой руки, сказал бы: это — пальцы карманного вора. Или, в лучшем случае, руки фокусника или виртуоза фортепианной игры. Природа так прихотлива, что нередко соединяет в одно признаки величайшего совершенства с признаками последней подлости. Эти воровские пальцы Мартинеса были словно паразиты на почтенном и буржуазном жизненном дереве. Этого не бросающегося в глаза признака не заметил бы и один из тысячи. Но он заставил Фьельда пораздумать и укрепил его в решении ничего пока не сообщать о судьбе Сен-Клэра.

Ла Фуэнте представил обоих мужчин друг другу. Фьельд напрасно искал следа, хоть намека на беспокойство в карих, почти нежных глазах адвоката, когда редактор назвал имя Сен-Клэра в связи с длинным путешествием чужеземного врача.

Фьельд поспешил разъяснить, что причиной его приезда в Перу были труды и изыскания Сен-Клэра над горной болезнью. Он сам — житель горной страны, Норвегии. Он намерен предпринять ту же самую поездку, которая стоила жизни его знаменитому коллеге.

Адвокат, с оттенком прекрасной грусти в звучном голосе, выразил сожаление, что его лучший друг и светоч университета св. Марка угас в зените своей славы. Раймон Сен-Клэр был мучеником науки — украшением Франции, украшением Перу.

Фьельд внимательно прислушивался к этим красивым и благозвучным словам. Голос адвоката был одновременно мужествен и мягок, как бархат, но с каким-то оттенком, характер которого было не так-то легко определить. Может быть, следы долгого пребывания в судебных залах. У людей этого ремесла часто появляется склонность к искусственной декламации в обычных разговорах, в особенности, если они защищают положение, против которого восстает их внутреннее убеждение и совесть.

Но, как бы то ни было, в уме Фьельда пробудилось легкое подозрение, что благородные речи Мартинеса не были совсем искренни. И еще — что его дружба к Сен-Клэру не была так особенно глубока, как он утверждал.

История о тайной страсти старого профессора к биржевой игре была совершенно невероятна. Ни его завещание, составленное как раз перед самым отъездом, ни его дневник не упоминали о чем-нибудь подобном. Этот красноречивый и сладкоречивый юрист, наверное, таил за внешностью честного человека низкие и подлые инстинкты, которые не выносили дневного света.

Когда Фьельду все это стало ясно, он решился установить связь с внучкой Сен-Клэра, которая, по-видимому, была соломинкой в глазу старого Мартинеса… Случай помог этому намерению.

А именно, в поле зрения показался вдруг юный Мартинес. Он был похож на грозовое облако, и его черные глаза метали молнии, когда он отвел отца к соседнему столику и голосом то хриплым, то звонким стал рассказывать ему что-то, что, очевидно, произвело на него глубокое впечатление. Ла Фуэнте был также привлечен для совета.

Вскоре после этого Мартинес и его сын быстро распрощались.

Ла Фуэнте долго сидел и размышлял об услышанном. Он старался побороть свойственное южанину стремление разболтать об этом собеседнику — но безуспешно.

Наконец он обернулся к норвежцу, осторожно огляделся кругом и шепнул своему вчерашнему знакомому:

— Это прямо невероятно. Внучка Раймона Сен-Клэра, Инеса, убежала из дома Мартинеса со своею девушкою. Она оставила письмо, в котором заявила, что попытается сама распутать свои денежные дела. Но это не все. Она сообщает дальше, что желает уехать. И как вы думаете, куда? Она поедет искать своего дедушку!

Ла Фуэнте торжественно огляделся кругом.

— Это можно назвать материалом для газеты, — сказал он. — Но я обещал молчать. Ни одно слово об этом не должно появиться в «Комерсио». Что вы скажете обо всем этом?

Фьельд взглянул на него с улыбкой.

— Я должен поздравить Перу с тем, что оно еще обладает такими отважными женщинами, — сказал он.

Директору большой международной гостиницы «Делигенсия» было не по себе. Он был опытным и ловким хозяином в делах своей гостиницы, и теперь от него требовали еще вдобавок, чтобы он сделался дипломатом.