Стивен Кинг - Кошачье кладбище

Ему не удалось толком рассмотреть, что за валежным барьером, страх согнал его на землю. Но, ей-богу, ему показалось, что за грудой деревьев и палых ветвей тропинка продолжалась!

— КАКОЕ ТЕБЕ ДЕЛО, ЛУИС! ЗАБУДЬ! ХВАТИТ!

— НУ, ЧТО Ж, ТОГДА СТАВИМ ТОЧКУ.

И Луис повернул домой.

Рейчел уже легла, а он еще с час просматривал стопку медицинских журналов, уже читанных-перечитанных, боясь признаться себе, что одна мысль о сне приводит в замешательство. Раньше он никогда не страдал лунатизмом, и, как знать, вдруг подобное хождение во сне повторится. Убедиться можно только на опыте.

Он услышал, как Рейчел поднялась с постели, тихонько окликнула:

— Милый, ты скоро?

— Иду-иду. — Он выключил настольную лапму и вышел из кабинета.

Засыпал он много дольше положенных семи минут. Рядом глубоко и мерно дышала жена, Луис прислушался, и вчерашнее видение Паскоу показалось ему вовсе не сном. Он закрыл глаза: сейчас со стуком распахнется дверь, и на пороге вырастет Гость и Гвоздь Нашей Программы Виктор Паскоу! Красные шорты, бледное, несмотря на загар, лицо, торчащий обломок ключицы.

Луис постепенно окунался в сон. Хорошо бы наяву оказаться на Кошачьем кладбище, спокойно, не робея, пройтись по окружьям могильных аллей, залитых лунным светом, хладнокровно проделать обратный путь по тропе, виляющей по лесу… Но стоило так подумать, как сон словно рукой сняло.

Уже за полночь Луис наконец поддался Морфею и уснул, словно провалился во мрак — и никаких сновидений. А утром точно в семь тридцать проснулся — в окно стучал скучный осенний дождь. Луис недоверчиво откинул простыню: вроде все чисто. Конечно, ноги далеко не безупречны — в шишках, мозолях — но, по крайней мере, не в грязи и налипшей хвое.

Принимая душ, он, неожиданно для себя, принялся насвистывать.

Мисси Дандридж взяла Гейджа к себе, пока Рейчел отвозила кота к ветеринару. В тот вечер Элли не могла уснуть, все жаловалась, что не хватает Чера и то и дело просила пить. Наконец Луис перестал давать воду, дескать, иначе описается ночью. Элли неожиданно бурно выразила возмущение и несогласие. Рейчел и Луис лишь недоуменно переглянулись.

— Лу, она боится за кота. Ей нужна разрядка.

— Уж больно рьяно она разряжается. Ну да ничего. Надолго ее не хватит.

И оказался прав. Сердитый, взахлеб, рев понемногу стих, сменился всхлипами и тяжкими вздохами. Потом наступила тишина. Луис поднялся на второй этаж проведать дочь и увидел, что она заснула прямо на полу, прижав к груди кошачью подстилку, до которой Чер вряд ли бы снизошел.

Луис осторожно разжал девочке руки, положил на место кошачью постель, пригладил прядки волос, упавшие на влажный еще лоб, поцеловал. Потом, видно, придумав что-то, прошел в рабочую комнату Рейчел и большими печатными буквами вывел на листе бумаги: ЗАВТРА Я ВЕРНУСЬ! НЕ СКУЧАЙ! ЧЕР. Приколол записку к кошачьей лежанке, заглянул в спальню в поисках жены. Рейчел уже ждала его. Несколько времени они провели в ласках, так и уснули, обнявшись.

Чер вернулся домой в пятницу — в конце первой рабочей недели Луиса. Элли не отходила от него. Почти на все карманные деньги накупила ему кошачьих яств, Гейджа и близко к коту не подпускала, даже шлепнула один раз. Брат только расплакался: одно дело, когда в воспитательных целях отшлепает мама или папа, другое — когда поднимает руку его божество, родная, ненаглядная сестра.

Луису же больно было смотреть на кота. Конечно, он все так же любим, хотя перемены в нем разительные. Куда девался его задор, куда девалась нахальная походка? Теперь Чер ходил медленно и осторожно, словно оправляясь после тяжелой болезни. Он позволил Элли покормить себя с рук. Выходить из дома его больше не тянуло, даже во двор, к гаражу. Кот переменился. Может, это и к лучшему.

Рейчел с Элли, похоже, ничего не заметили.

Промелькнуло бабье лето. Деревья ненадолго вспыхнули бронзой и потускнели. В середине октября зарядили холодные дожди и листва облетела. Элли всякий раз возвращалась из школы с новой страшной маской или игрушкой, которые мастерили в школе к Ведьмину дню. Младшего брата она развлекала пересказом «Всадника без головы». Малыш что-то лопотал, Рейчел смеялась. Всем было хорошо в ту осеннюю пору.

Работа у Луиса шла как по маслу, он уже привычно и с удовольствием исполнял все обязанности: принимал занемогших; посещал заседания межуниверситетского совета; писал обязательные заметки в университетскую газету; напоминал, что лечение венерических болезней анонимно; предупреждал, что близится эпидемия гриппа — вирус группы А — и какие меры следует принять; обсуждал вопрос медицинского страхования. В середине октября ездил на конференцию в Новую Англию, выступил с докладом о частных случаях студенческого травматизма. Упомянул он и Виктора Паскоу под вымышленным именем. Доклад имел успех. Луис начал предварительно составлять смету лазаретных расходов на будущий год.

В привычку вошел и вечерний досуг: поужинать, повозиться с детишками, посидеть с Джадом Крандалом на веранде, потягивая пиво. Иногда и Рейчел присоединялась к нему (когда Мисси соглашалась посидеть часок с детьми), изредка — Норма. Но чаще мужчины коротали вечер вдвоем. С Джадом легко, просто и приятно. Он расссказывал об истории Ладлоу, заглядывая в прошлое, будто сам пережил те времена. Ни разу разговор не скатывался к пустой болтовне. И Луису не бывало скучно со стариком, а вот Рейчел, как он подметил, частенько украдкой позевывала.

К девяти вечера он пересекал шоссе и возвращался домой, где ждали (почти такие же привычные) ласки жены. Так часто и с таким удовольствием они предавались любви разве что в медовый месяц. Рейчел уверяла, что все дело в чистой воде из артезианского колодца. Луис склонялся к тому, что причиной всему — чистый воздух.

Трагическая смерть Виктора Паскоу в первый же день учебного года стала забываться как студентами так и самим Луисом. Помнили о ней (и, конечно, горевали) только его близкие. С отцом покойного Луис разговаривал по телефону: тот сдерживал слезы, голос, слава Богу, был не особенно выразителен. Он хотел убедиться, все ли сделал Луис, чтобы спасти его сына. Луис заверил его, что персонал сделал все возможное. Он не стал говорить, как сначала все оцепенели от ужаса, увидев кровавое расползающееся пятно на ковре и то, что Виктор уже был почти мертв. Не стал он говорить, что сам он никогда этой смерти не забудет. А те, для кого Паскоу — лишь жертва несчастного случая, конечно, забыли о нем.

Помнил Луис и сон, и лунатическую прогулку. Но сейчас все виделось так, словно произошло с кем-то другим или мелькнуло на телеэкране. Точно так же вспоминалась ему встреча с проституткой шесть лет назад в Чикаго. Что-то маловажное, побочное, ушедшее, оставившее лишь эхо.