Питер Стауб - Пропавший мальчик, пропавшая девочка

Секунду-другую Марк был способен чувствовать лишь ощущение запустения, нежилой пустоты, которое предполагало полную заброшенность жилья. В стене слева от себя он разглядел закрытую дверь, которая, должно быть, вела в «комнату-палатку». Вдруг то, что осело на него, когда он разбил окошко, сжало тисками горло. Глаза ослепли, и ни вдохнуть, ни выдохнуть Марк был не в силах. Безысходность и страдание сгустились вокруг мальчика зловонным облаком Желудок и кишечник свело судорогой. Вне себя от омерзения, Марк закричал. И едва услышал свой голос Одной рукой он задел кухонную дверь и – вот оно, спасение – рванулся к ней, но дверь, словно ее пробудили к жизни, ударила его в грудь и по локтю. Слой за слоем зловонный туман, как паутина, оседал на него. И тут наконец правая рука нащупала дверную ручку. Марк вылетел наружу и с силой захлопнул за собой дверь. Невидимая паутина и волокна тумана, казалось, продолжали тянуться за ним. Только после того, как он протер глаза и увидел перед собой собственные ладони – дрожащие и такие бледные! – Марк понял, что вновь обрел зрение.

– А, так ты слышал, как я беседовал с Джеки Монэгеном о нашем пресловутом «герое»? – спросил Филип. – Поверь, тема эта не стоит обсуждения.

– Сделай милость, – попросил Тим. – Как-то на днях Том Пасмор обмолвился об этой истории, но подробностей он не знает.

Братья двигались на восток в машине Тима, ехать в которой Филип согласился, во-первых, из соображений удобства, а во-вторых, на основании того, что езда на пассажирском сиденье позволяла ему смотреть по сторонам более внимательно. Три часа назад, после радиосообщения о Дьюи Дэлле, агония его последней надежды сменилась на комфортное отчаяние. Однако уверенность, что его сын мертв, не освобождала Филипа от обязанности вести себя так, будто Марк все же может быть спасен. После того как Тим дважды объехал парк Шермана, сделав радиус второго круга больше, Филип решил отказаться от третьего круга и велел брату взять курс к озеру.

Филип сделал вид, что внимательно разглядывает группу подростков, болтавшихся перед винной лавкой. Наконец он повернул лицо к Тиму:

– Героизм! Не смешите меня. Нет, в самом деле. О родных Нэнси можно много чего припомнить, только героизма в них было ни на грош. – Он отвел глаза от лица Тима и, казалось, впился взглядом в само ветровое стекло, но не сквозь него. – Я тебе вот что скажу. Прежде чем жениться, необходимо тщательно проверить родословную невесты.

– Согласись, – сказал Тим, – это был странный поворот в судьбе Джозефа Калиндара.

– Да все в судьбе Джозефа Калиндара страннее некуда. И не может быть, чтоб ты не знал об этом История открылась, когда ты еще резвился на Дальнем Востоке. Этот малый был хорошим плотником, но в остальном – сущим дьяволом Калиндар изнасиловал и прикончил нескольких женщин, вдобавок убил собственного сына. И жену, скорей всего, тоже, дабы иметь в полном распоряжении дом для своих забав.

– В каком году это было?

– Калиндара арестовали в семьдесят девятом или восьмидесятом, точно не помню. Сверни на юг по Гумбольта и выезжай на Лукаст. Надо проехать мимо вон того маленького парка.

– Хочешь, чтоб я отвез тебя в Ист-Сайд?

– Даже не знаю… – сказал Филип, подразумевая, что невозможно предугадать, где может оказаться сбежавший из дому подросток.

– А вы с Нэнси никогда не общались с Калин-дарами? Он ведь все-таки был ее двоюродным братом.

Филип покачал головой:

– Я даже не знал о существовании этого типа, пока однажды Нэнси не сказала мне, что к ней приходила его жена Это было, когда мы жили в Кэрролтон-Гарденс. На запад отсюда Я так жалел, что мы туда переехали: вокруг только снобы, треплющиеся о гольфе и деньгах.

– Жена Калиндара приходила к Нэнси? Когда?

– Году в семьдесят втором Кажется. Зимой дело было, холоднющая была тогда зима. Мы не так давно поженились, года два Помню, пришел домой с работы, а Нэнси очень расстроена и отказывается говорить почему. Потом призналась – сказала, жена брата приходила Не помню, как ее звали, вроде как Дора, Флора… Бог с ней. Денег, наверное, просила Разумеется, Нэнси поостереглась давать ей взаймы. Мы собирались завести ребенка, и я пришел бы в ярость, узнай, что Нэнси отдала с таким трудом заработанные деньги своему братцу-придурку.

– Значит, Нэнси была расстроена.

– Не то слово.

– Тебе не показалось, что она чувствует себя виноватой?

– И это тоже. Расстроенной и виноватой. Держись подальше от этих людей, сказал я ей тогда Не пускай их больше на порог.

– А с Калиндаром тебе не приходилось встречаться?

Филип пожал плечами.

– Нэнси-то наверняка его знала, по крайней мере в детстве.

– Наверняка Джо был нормальным ребенком, странным стал позже. Беда в том, что никто не знал, насколько странным Нэнси упомянула об этом лишь однажды – когда его арестовали. Сказала, что боялась находиться рядом с ним.

– Как это?

– В том смысле, что он заставлял тебя чувствовать, будто из комнаты высосан весь воздух. Никто так и не узнал, что случилось с его женой. Я-то не сомневаюсь, что он убил ее, а от тела избавился. Труп ведь так и не нашли.

– Через какое время после ее прихода к Нэнси это произошло?

Филип задумчиво посмотрел на него:

– Через четыре, может, пять недель. Нэнси позвонила им днем, думала, что Джозеф у себя в мастерской, помещение для которой он снимал на бульваре Шермана. Но трубку снял Калиндар, сказал, что понятия не имеет, где жена. Мира, вспомнил! Ее звали Мира. Сучка безмозглая, невольно жалеешь ее: выйти замуж за такого урода.

– Так что же в его истории было героического?

Филип рассмеялся.

– Это когда Джозеф Калиндар прославился в первый раз. Так, подъезжаем к больнице Шейди-Маунт. Давай налево. Проедем немного на север.

Тим подумал, что Филип решил замкнуть круг на Истен-Шор-драйв, где впечатляющее зрелище особняков, населенных людьми, чьи дети обучались в Брауне или Уэслеан, еще больше отдалит его от реальности. Филип искал не Марка – он искал, чем отвлечь себя. Филип сдался и теперь просто дожидается, когда полиция обнаружит тело.

– Дело было еще до нашего с Нэнси знакомства. Лето шестьдесят восьмого, мне девятнадцать исполнилось. Ты об этом и понятия не имел, ты ж тогда смылся отстреливать комми, правильно?

– Большинство ребят моего взвода, – улыбнулся Тим, – звали их «гуками». [19] Gooks («гук») – презрительная кличка вьетнамцев времен войны во Вьетнаме, а также выходцев из Африки, Японии, Китая, Кореи, Европы, кроме Англии и островов Тихого океана

– Ага, косые, – сказал Филип. – Косоглазые.

– Если что, ты всегда можешь говорить людям, что ты был там.

– Я иногда так и говорю, – сказал Филип.