Питер Стауб - Пропавший мальчик, пропавшая девочка

Филип вернулся в комнату с двумя запотевшими стаканами. Один он протянул Тиму и устало плюхнулся на дальний край дивана. Серый костюм собрался складками на бедрах и плечах.

– Филип, извини за этот вопрос, но все же – как ты все эти дни? Как тебе удается держаться?

Филип сделал большой глоток эля и вжался спиной в вытертые диванные подушки. Он, казалось, пристально всматривается во что-то вроде большого насекомого, ползущего по стене от гостиной к кухне.

– Извини, говоришь? Как мило. Это Нэнси должна передо мной извиняться, а не ты. – Он зафиксировал на Тиме холодный пристальный взгляд карих, чуть увеличенных очками глаз. – Вот тут мы подходим к довольно странной теме. Странная, действительно странная тема. Должен признаться, она превосходит мое понимание. Дошло, о чем я, или мне надо тебе объяснить?

– Думаю, дошло. Читал некролог в сегодняшнем «Леджере». Когда увидел слово «неожиданно», я подумал…

– Ты подумал…

– Я подумал, что Нэнси, возможно, покончила с собой.

– Да? Именно так и подумал? Ай да братец! Вот умница.

– А ты бы предпочел, чтобы я не догадался?

– Не знаю, что я бы предпочел – Филип скривился, и казалось, что нижняя часть его лица вот-вот скомкается, как бумажный пакет. – Никто моим мнением не интересовался. – Он сорвал очки и прикрыл тыльной стороной ладони глаза. – Нет-нет, они просто делают то, что считают должным.

Вздрогнув, Тим выдохнул:

– Ты считаешь, что она должна была спросить твоего разрешения, перед тем как убить себя?

Филип нацелил на Тима указательный палец:

– Вот он, самый главный вопрос! Наиглавнейший, чтоб его, вопрос.

Тим глотнул холодного эля и заставил себя промолчать.

– Да, – продолжил Филип. – Я так считаю. И я бы сказал: «Ты, эгоистичная сучка, не имеешь никакого права убивать себя. У тебя муж и сын. Ты в своем уме?!»

– Да, это был эгоистичный поступок.

– Все самоубийцы эгоисты, – сказал Филип и задумался над этим утверждением. – Если только человек не попал в жуткую беду, или умирает, или еще что…

– Нэнси не выглядела подавленной в последние дни?

– Ты что, психиатр, что ли? Не знаю. По мне, Нэнси всегда выглядела немного подавленной. А почему – так и останется для меня загадкой. – Он кольнул Тима настороженным взглядом. – Или ты хочешь знать, замечал ли я, что она в последнее время подавлена?

– Филип, я тебя ни в чем не обвиняю.

– И правильно. Моей вины в случившемся нет ни капли. Мы с Нэнси ладили. Почему она это сделала – для меня загадка. Возможно, вела какую-то тайную жизнь. Возможно, я не знал, что происходит в ее судьбе. Если она все от меня скрывала, как, черт возьми, я могу это знать?

– Как переносит это Марк?

Филип покачал головой.

– Мальчик замкнулся в себе, скрывает свои чувства. Хотя, конечно, удар он получил тяжелейший. Ни с кем не делится, кроме разве что с Джимбо – с тем болваном, которого ты сегодня видел с ним. Посмотрим, как он будет держаться сегодня вечером, завтра и следующие пару недель. Если понадобится, я устрою ему консультацию или встречу с психологом, не знаю…

Тим ответил, что это неплохая идея.

– Конечно неплохая – для тебя. Живешь в Нью-Йорке, где каждый имеет своего психолога. Для вас психолог – символ статуса А здесь, в реальном мире, все по-другому. Очень многие здесь полагают, что, когда с тобой что-то неладно, это нормально.

– Тебе нет нужды делиться бедами со всеми. И Марку тоже.

– Такое не утаишь, – вздохнул Филип. – Жена замдиректора кончает с собой, сын ходит к психиатру. Во что это выльется? Как повлияет на мою карьеру? А главное, визиты к психиатру недешевы. Прости меня, старшенький, но я всего лишь скромный педагог в государственном учебном заведении, никак не миллионер.

– Филип, если Марку лечение пойдет во благо, а у тебя вдруг возникнут из-за этого материальные затруднения, я с радостью возьму на себя расходы.

– Да нет, в настоящий момент все не так уж безнадежно, – сказал Филип. – Но все равно за предложение спасибо.

– Ты на самом деле думаешь, что поступок Нэнси отразится на твоей работе?

– Так или иначе, но отразится. Пока незаметно, но как ты думаешь, каковы мои шансы перебраться в кабинет директора – теперь, а? Ведь мне оставалось совсем немного. А теперь – кто знает? Теперь придется ждать годы. А хочешь знать худшую часть всей этой истории?

– Конечно, – сказал Тим.

– Народ глядит на меня и думает: смотри, вот он, Андерхилл, у которого жена покончила с собой. И две трети, три четверти из них наверняка считают, что я имею к этому отношение. Что я виноват. Дьявол, мне и в голову не приходило, что когда-то я буду ненавидеть ее, но сейчас я так близок к этому! Сука! Мать ее!..

Тим решил ничего не отвечать и дать ему выговориться.

Филип остро глянул на брата:

– В местном обществе у меня определенное положение – своя конкретная позиция. Может, ты не знаешь, что сие означает. Может, тебе плевать на это. Но для меня это очень, очень важно. И когда я думаю, что эта глупая женщина от души постаралась и, что характерно, без всякой причины, а лишь из-за какого-то ее личного внутреннего разлада разрушить все, что я создавал в течение всей своей жизни, то – да-да-да, я очень, я чрезвычайно сержусь. У нее не было никакого права так поступать со мной.

Наконец-то Тиму Андерхиллу одно стало ясно, пока он наблюдал, как его брат жует кубик льда, выуженный со дна пустого стакана: Филип ему не поможет ничем.

– Какие у тебя планы? – спросил он.

– На вечер?

– На все.

– С шести до семи – последнее свидание, или церемония прощания, или как это называется, в помещении для гражданских панихид похоронного бюро «Тротт бразерс». Похороны завтра в час дня на Саннисайде.

Саннисайд, обширное кладбище в городском районе Дальний Запад, все еще разделялось на секторы: протестантский, католический и еврейский. Афро-американцев на Саннисайде не хоронили. Когда едешь мимо по автостраде, видишь, как миля за милей тянется зеленая равнина и длинные ряды надгробных камней.

– Филип, – сказал Тим – Я даже не знаю, как умерла Нэнси. Если это не слишком больно для тебя, не мог бы рассказать?

– О господи… Лучше б ты и не знал. Слава богу, достоянием гласности это не стало. Мда-а… Что ж, тебе я могу сказать, как она это сделала Ты заслужил, да? Такой путь проделал, от самого Нью-Йорка Хочешь знать, что делает та, которая намеревается убить себя и желает быть уверенной, что на пути у нее не встанут никакие «если», «и», «но»? Чтобы без ошибки попасть не в бровь, а в глаз? Так вот, она убивает себя тремя различными способами. Одновременно. – Филип попытался усмехнуться, но получилась отвратительная гримаса. – Как-то пару лет назад я купил баночку таблеток снотворного и забыл про нее. В то утро, вскоре после моего ухода на работу, Нэнси проглотила их почти все – штук: двадцать. Затем наполнила ванну горячей водой. Забралась в нее и вскрыла ножом вены на обоих запястьях. Причем сделала продольные разрезы, а не дилетантские поперечные, которые делают, чтобы пустить пыль в глаза Нэнси была настроена серьезно.