Мария Барышева - Последнее предложение

— Рита… — пробормотал Савицкий, автоматически отодвигаясь в сторону, — ты так изменилась.

Бульдог чихнул чуть ли ни ему в лицо и отвернулся, притихнув. Роман протянул руку и очень осторожно почесал пса за ухом, готовый в любую секунду эту руку отдернуть. Гай заворчал, перевернулся кверху брюхом, задумчиво глядя в потолок, потом покосился на Романа, смешно вздернув брови, отчего его морда стала еще более гротескной, громко шлепнул в воздухе языком, и выражение его глаз стало почти благосклонным. В этот момент дверь в спальню отворилась и вошла Рита, одетая в джинсы и черную майку. Волосы она завязала в высокий хвост, что придавало ей задорный вид, а глаза смотрели сыто и сонно. В руках она держала охапку одежды.

— Гай, опять на постели! — воскликнула она. — А ну брысь! Никак не могу отучить этого негодного пса!

Негодный пес с грохотом свалился с кровати и умчался прочь, громко и негодующе цокая когтями, а Рита плюхнулась на его место и свалила на кровать принесенную одежду, после чего скользнула в протянутые к ней руки, крепко обняла Савицкого и поцеловала — сначала длинно и сладко, потом поцелуи стали мелкими и легкими, и поймать их было никак нельзя.

— Ты хоть немного выспался? — спросила Рита и потерлась кончиком носа об его щеку. — Я специально не стала тебя будить… Не делай такое лицо — ругаться по этому поводу уже поздно. Ты такой забавный, когда спишь, — милый такой — и не понять, что на самом деле характер у тебя совершенно кошмарный.

— Ну, большинство людей, пообщавшись со мной, действительно считают меня довольно неприятным человеком… но, слава богу, никто из них не видел меня спящим… Рука еще болит? — он осторожно ощупал ее запястье, перетянутое эластичным бинтом, и Рита бодро замотала головой.

— Практически нет. А как твоя голова? Может…

— Так, отложим травмы в сторону, — сердито сказал Роман и легко оттолкнул ее, и Рита, повалившись на подушку, рассмеялась.

— Нет, ты, все-таки, неподражаем!

— И хорошо — не хватало еще одного такого. А это что? — он кивнул на груду одежды.

— С берега привезли. Твоя одежда черт знает на что похожа, а вещи Горчакова я давно выкинула. Ребята купили несколько размеров, чтоб не промахнуться. Рома, бога ради, не нужно делать такое лицо. Это всего лишь тряпки!

— Значит, монитор тоже уже привезли.

— Да, — Рита сразу же стала очень серьезной, — и я уже его подключила. Кстати, я сказала, чтобы два привезли — на всякий случай. Мы одни на острове. Мне стоило большого труда заставить Таранова уехать — он был просто в ярости.

— Ну, его можно понять, — заметил Роман, сбрасывая простыню и выбирая брюки подходящего размера. Он быстро оделся и пошел было к двери, но Рита, соскочив с кровати, загородила ему дорогу и посмотрела на него с решимостью, которая Роману крайне не понравилась.

— После того, как ты ее прочтешь, ты собираешься уехать, не так ли?

— Да, — коротко ответил он.

— Я поеду с тобой.

— Нет, не поедешь, — Савицкий взял ее за плечи и собрался было отодвинуть с дороги, но Рита тотчас же накрепко вцепилась ему в руку. — Рита, я не собираюсь это даже обсуждать! Я опасен — опасен для этих людей и для тебя. Пока я вас не вижу, ничего не произойдет… Только не надо устраивать трагических сцен!..

— Ромка, — она встряхнула его руку, — неужели ты так ничего и не понял? Мне все равно. Я не хочу оставаться — ни в городе, ни вообще. Ты не можешь мне запретить.

— Ты предпоследняя!

— Пусть, — просто ответила Рита. — Пусть так. Лучше быть предпоследней, лучше быть даже следующей, чем быть одной. Я не хочу больше. Никаких сцен не будет — я просто ставлю тебя перед фактом, вот и все. Ты для меня не опасен. Если все произойдет, как он хочет, ты не будешь виноват в моей смерти. Ты будешь виноват в моей жизни. Хоть немного, но я успею пожить — пойми это!

— Глупая, — устало сказал он, притягивая к себе светловолосую голову и глядя поверх нее невидящими глазами. — Глупый, глупый котенок. Нельзя…

— Ну конечно можно! — решительно отрезала она, отодвинулась и потянула его за руку. — Идем, считай, мы достигли консенсуса в этом вопросе!

Роман придал лицу выражение философской покорности, думая про себя, что несмотря ни на какие консенсусы, все равно уедет один, а вслух спросил:

— Я все хотел узнать: а в чем конкретно заключалось ваше соавторство? Как вы работали?

— Сюжет, скелет книги всегда составлял он, я лишь дополняла его. Я наращивала плоть на этот скелет. Я давала имена персонажам — всегда я.

— Всегда по телефонным справочникам?

— Да.

— Что еще ты делала?

— Большую часть внутреннего мира персонажей… кроме особо отвратительных черт…

— Да, ваши персонажи ими изобиловали…

— …описательные сцены… диалоги. Все сцены убийств описывал только Денис. Всегда. И мы часто ссорились из-за этого, потому что я считала, что он слишком детализирует их. Смакует. Это… это ненормально.

— Да уж… Значит, обычно сюжеты придумывал он? — Роман покосился на винтовую лестницу, мимо которой они проходили, потом шагнул вслед за Ритой в открытую дверь кабинета. Здесь уже был не такой разгром, как прежде, а на столе, подключенный к системнику, стоял новенький монитор. Разбитый валялся в углу вместе с оплавленными клавиатурами. Там же стояли две большие коробки.

— Денису нравилось писать чистые триллеры, без всякой мистики, он говорил, что сам человек хуже любой нечисти, — Рита повернулась к нему, и ее лицо подернулось виноватым смущением. — А мне больше нравилась мистика… И мне казалось, что она… как-то смягчает то, что он придумывает. Денис уступал мне… не во всем, что я придумывала, но уступал. С ним было очень трудно работать. Он постоянно менял линию сюжета, дергал ее туда-сюда, вводил новые персонажи, снова и снова переписывал конец. Я всегда считала, что скелет произведения надо хорошо продумать от и до — и все. Он должен быть железным. Ты создал его, отковал — и все. Но Денис говорил, что сюжет должен быть гибким, что застывший сюжет неинтересен, и лучше всего, когда писатель сам не знает, чем кончится книга. Он говорил, что книга — это как большой двор — кто угодно может заглянуть в него и что угодно там сотворить. И вовсе не обязательно, что ты этого кого угодно позвал во двор. Он может прийти и без приглашения. И только после всех этих дерганий я писала последнее предложение и ставила число. Вот тогда уже книга считалась законченной и была неприкосновенна.

— Не нравится мне такой творческий подход твоего брата, — удрученно сказал Роман, садясь в кресло и глядя на заставку «Виндоуз». — А ты сама давно заглядывала в свою книгу?

— Дня два назад, — Рита наклонилась, одной рукой обняв его за плечи, а другой защелкала кнопкой «мышки». — Если честно, мне уже просто страшно в нее смотреть… Ром, ты уверен?