Мария Барышева - Последнее предложение

Но едва дверь спальни закрылась за ними, Рита покачнулась на ходу, вся как-то надломившись, споткнулась, и Роман, метнувшись вперед, подхватил ее на руки. Сейчас она оказалась такой неожиданно легкой, почти невесомой, что он испугался. Будто происшедшее выпило из нее все жизненные соки, оставив пустую оболочку. Отчего-то ему подумалось про Валессу, персонажа Токман, и Роман внезапно ощутил желание вернуться в покинутую гостиную и передушить веселых литераторов всех до единого.

Он уложил девушку на разворошенную кровать и склонился над ней. Расщелкнул заколку, и золотистые пряди рассыпались по подушке, затопив его руку мягкой волной. Глаза Риты неподвижно смотрели в потолок — под веками сейчас было тусклое, мертвое море, в чьих водах никогда не было жизни. Застывшее, усталое лицо казалось очень бледным и далеким, и когда ее губы шевельнулись, голос оказался тоже бледным и далеким.

— Рома, что теперь будет? Я не верю ему. И никому из них не верю. Я помню их вещи. Я их читала. Илья ничего… но остальные… они такие же ненормальные, как и я.

— Ты не ненормальная, — Роман погладил ее по щеке, но Рита тотчас же отвернулась, болезненно скривив губы. — Глупая, это да, но не ненормальная. Так что, женщина, сию же секунду оставь эти упаднические настроения. Все будет хорошо, все закончится… Ну чего я тебя все время утешать должен, а? Меня бы кто утешил! У меня болит голова и ужасное плоскостопие.

— Ты же в армии был, — Рита слабо улыбнулась.

— Ах, да, я забыл. Может, поспишь? Или поешь? Или попьешь? Принести?

— Не хочу я ничего, — ее голова слабо качнулась на подушке. — Разве что поспать… Когда ты будешь писать, Ром?

— Не знаю… скоро. Подумаю слегка… я ведь никогда раньше не творил, — Роман пожал плечами. — У меня в школе по сочинениям всегда тройки были.

— Но ты писал нам хорошие комментарии. Злые, но хорошие. Иногда очень мудрые.

— А я вообще очень мудрый тип, знаешь ли, — Савицкий подмигнул ей. — Знала б ты, сколько граждан бегают за мной с блокнотиками, записывая мои высокомудрые изречения, и Сократ с Платоном и прочими Шопенгауэрами роняют с облаков слезы зависти! — Роман подтянул одеяло, укрывая ее. — Спи. Я пока по дому пройдусь, посмотрю, что и как, да заодно Гая приведу — бедняга уже охрип от лая. Кстати, напиши ему записку что ли, мол, это ты меня прислала, чтоб он мне чего-нибудь не откусил.

— А ты изменился, Ромка, — вдруг очень серьезно произнесла Рита, глядя на него так, что Роману отчего-то стало немного не по себе.

— Да неужто? Надеюсь, не в лучшую сторону?

— А тебе бы этого страшно не хотелось, верно?

— Верно. Быть хорошим очень вредно для здоровья, — он наклонился ниже, прижав ладони к ее щекам. — Если я и изменился, так лишь только в том, что мне больше не хочется быть одному. Существовать в одиночку всегда было удобно… а вот, поди ж ты, не хочется больше. Такое горе!

— Ну, Савицкий, не сокрушайся. Уверяю тебя, что это не так уж плохо. И не бери в голову того, что оно о тебе говорило. Чушь это все! Мой брат никогда не разбирался в людях. Он даже в себе самом так и не смог разобраться. Ему ничего не было нужно кроме его книг… Я не знаю… он хуже токмановских упырих, он своими книгами пожирал живых людей… как теперь это делает с нами! Я сейчас не понимаю, как могла писать вместе с ним… совершенно не понимаю!

— Ладно, хватит терзаний! — Роман поцеловал ее дрожащие губы, испытывая большое желание завалиться вместе с нею в постель и послать все и всех в известные места. Пусть сами разбираются, коли так ухватились, пусть Лозинский витает, как ему вздумается, а Таранов, коли сочтет нужным, всех перестреляет — в конце концов, как начальник охраны, действительно имеет полное право. — Отправляйся-ка в анабиоз, а я пойду… Я недолго.

— Это несправедливо! — вдруг воскликнула Рита, выворачиваясь из его рук и вскакивая, так что золотистые пряди мягко шлепнули его по лицу. — Несправедливо, что ты должен разгребать то, что я затеяла!.. Почему я ничего не могу сделать?!

Она метнулась к небольшому шкафчику, выдернула ящик, и тот с грохотом повалился на пол, рассыпая свое содержимое. Ее прыгающие руки зашарили среди барахла, ища что-то. Роман подскочил к ней, но Рита, уже отыскавшая шариковую ручку и какой-то блокнотик, дернулась в сторону, уворачиваясь, споткнулась и шлепнулась на живот.

— Я тоже могу… — процедила она сквозь зубы, открыла блокнотик и ткнула ручкой в чистую страничку, но едва на бумаге появилась крохотная черная черточка, которая должна была превратиться в первую букву первого слова, белая пластмасса ручки в ее пальцах вдруг зашипела, и от нее потянулись тонкие струйки темного едкого дыма. Рита взвизгнула от боли, выронив ручку, а в следующее мгновение Роман подхватил ее и вздернул с пола, глядя, как курится дымком прожженная бумага и то, что только что было ручкой, медленно растекается по паркету черной вязкой лужицей. Отпустив девушку, он повернулся, схватил с тумбочки графин с остатками воды и выплеснул на пол, и лужица издала тонкое шипение, словно маленькая умирающая змейка. Роман поставил графин и попытался изловить Риту за обожженную руку, которую она упорно прятала, закрывая ладонью.

— Покажи, ну! Черт, вот зачем?! Ведь сказали же тебе!.. — он поймал-таки уворачивавшуюся руку. Кожа на трех пальцах покраснела, и на указательном уже вздувался небольшой волдырь с черной нашлепкой расплавленной пластмассы. — Где у тебя…

— Здесь… у меня есть мазь, — Рита выдернула руку. — Не надо, я сама! Просто я должна была…

— Не смей больше так делать! — Роман зло встряхнул ее за плечи, так что голова Риты мотнулась, и она лязгнула зубами. — Ты меня поняла?! Еще что-нибудь подобное выкинешь — я тебя так выпорю!.. Я не шучу! Ты поняла?!

— Да, да.

Он отпустил ее, но тут же снова схватил и, поднеся к кровати, бросил на нее. Рита шмякнулась на спину, и на ее лице наконец-то появилось знакомое выражение негодования.

— Ничего себе обращеньице!..

— Мне надо сейчас уйти! — жестко произнес Савицкий, не глядя на нее. — Как я это сделаю, если ты опять начинаешь откалывать номера?!

— Рома, я не буду, правда, — ее голос прозвучал почти испуганно, и Рита села, баюкая обожженную руку. — Просто я подумала, что он не… Я думала, может закончилось. Просто хотела проверить.

— Проверила?! — язвительно спросил он, обернувшись, и Рита тотчас сникла, превратившись в самое несчастное существо на свете, и тем самым срезав на корню всю его начавшую было расцветать злость. Устало вздохнув, Роман сел на кровать, и Рита тотчас прижалась к нему, всем своим видом выражая абсолютную покорность и послушание, но под ее полуопущенными веками явственно промелькнуло лукавство. Он поймал ее шею в сгиб локтя и легко качнул из стороны в сторону.