Мария Барышева - Последнее предложение

— Сволочь! — Роман стукнул кулаком по столешнице, вскочил и тяжело заходил по комнате, потом остановился и с подозрением взглянул на Нечаева. — А ты-то как все это узнал?

— Если я что-то хочу узнать, я это узнаю, — спокойно и без всякой рисовки ответил тот. — Я также знаю, что квартиру Писменских сейчас осматривают на предмет радиоактивных материалов, даже стены ковыряют, но что-то кажется мне, ничего они не найдут. У Шмаева такой вид, будто его сунули в мусоросжигательную печь в самый разгар ее работы. Им займутся только завтра утром, будут изучать химический состав того, что осталось — ты ведь знаешь, существует немало способов заставить человека загореться вот так вот запросто — одежда, пропитанная какой-то дрянью, что-то в крови или на коже и крохотная химическая бомбочка с таймером — ну, скажем, в кармане. Только мне кажется, и тут они ничего не найдут.

— А часы? — вдруг спросил Роман. — Часы Шмаева? Они ведь целы?

— Даже не оплавились. Тикали, как новенькие, когда его увозили.

— Он надо мной издевается, — зло процедил Роман. — Эта маленькая тварь надо мной издевается! И говорящая покойница мне не померещилась — тоже его шуточки!

— А вот можно поподробней и не так сумбурно? — с неожиданной мягкостью попросил Нечаев. Роман сел на диван, закурил и остро глянул на него.

— А, мне опять начать пространное повествование? Сегодня и позавчера я тебе дал ориентир на двух покойников, о которых ты бы мог и понятия не иметь. Почему бы, для разнообразия, тебе не стать повествователем? Ты ведь неспроста ко мне прицепился, а, Нечаев? Что тебя зацепило?! — он схватил список и ткнул пальцем в первые три пункта. — До Аберман, судя по твоим словам, погибли еще трое. Ты знал об этом, а вот я о них понятия не имею. Для меня Аберман — первый мертвец. Что это значит?!

Нечаев осторожно потрогал свой слегка припухший нос и задумчиво посмотрел на книжные полки.

— Это значит, что ты — не первый.

— Не понимаю.

— А ты неплохо рисуешь, — Нечаев подтянул к себе рисунок и хмуро посмотрел на улыбающееся мальчишеское лицо. — Есть такой же, но возрастом помладше?

Роман развел руками, словно врач, констатирующий неизлечимую болезнь, встал, подошел к письменному столу и вернулся с рисунком, который вчера держала в руках Рита. Его мысли вновь вернулись к ее застывшему лицу, мелькнувшему в рыночной толпе, к проскочившему мимо «мини куперу». Случайность?

— Так-так, — пробормотал Валерий, принимая рисунок и кладя его слева от первого. — Определенно неплохо. А теперь вот так.

Он извлек из кармана куртки сложенный лист и аккуратно расправил его рядом со вторым.

— Ай-ай, как вам не стыдно, Валерий Петрович, подбирать чужие вещи?! — Роман криво усмехнулся, потом поднял указательный палец навстречу метнувшемуся недовольному взгляду Валерия. — Заметь, я не предполагаю, что ты свистнул его из моего кармана.

— Ладно, — Валерий пристроил рисунки поровнее, потом демонстрационно провел над ними раскрытой ладонью. — Прямо возрастная галерея. Но кое-чего не хватает.

Он вытащил из другого кармана еще три сложенных листа, разгладил их и один за другим выложил на столик, словно козырные карты. Роман прижал ладони к вискам и уткнулся согнутыми локтями в колени, потрясенно глядя на рисунки.

Они были сделаны неплохо. Рисовал, конечно, не мастер, но явно человек не без таланта.

Смеющийся малыш лет трех, может двух. Еще одна улыбающаяся детская мордашка — вряд ли старше лет полутора. И совсем кроха, вероятно еще даже не научившаяся ходить — черты мягкие, расплывчатые, в улыбающемся рте всего-навсего два зуба, и волосы, как пух. Но все рисунки напоминают один другой, как детские возрастные фотографии. Один и тот же ребенок.

Денис Лозинский.

— Что это такое? — прошептал Савицкий. — Что это значит?! Есть кто-то еще?!

— И он тоже неплохо рисовал, — Валерий откинулся на спинку дивана. — Полтора месяца назад я занимался несколько странным несчастным случаем… были основания предполагать, что это было убийство. Женщина упала с балкона шестого этажа. Дверь квартиры была заперта, но вполне возможно, что некто воспользовался своим ключом. Очевидцы не могли с точностью сказать, что никто из подъезда не выходил, так же, как не могли утверждать, что женщину выбросили с балкона — они ее узрели уже в полете, когда крик услышали. В общем, ни то, ни се. Ни в квартире, ни на балконе никаких следов борьбы, соседи ничего не слышали, и я бы с удовольствием, извини за рабочий цинизм, констатировал самоубийство, но были две странности. Во-первых, женщина не жила здесь раньше — она сняла эту квартиру в этот же день, и, по словам хозяйки, страшно спешила. Заплатила ей сверх требуемого — за скорость. Вела себя очень странно, но та не обратила на это внимания — квартира сдавалась посуточно, деньги она получила очень хорошие. Спустя десять минут после того, как хозяйка распрощалась с постоялицей, та упала с балкона.

— На фоне всего остального не очень-то странно, — заметил Роман, не отрывавший глаз от рисунков, — но для первого раза — да. Дороговатое самоубийство. В городе сколько хочешь мест, откуда можно качественно сигануть, коли приспичило. А вторая странность?

— Главный свидетель — мужчина, живший по соседству. Их балконы смежные, незастекленные, он вышел покурить, и в тот же момент на соседний балкон вышла женщина, — Валерий покосился на него и яростно потер небритый подбородок. — У нее на руках был маленький ребенок.

Роман постучал указательным пальцем по крайнему рисунку, потом недоверчиво хмыкнул.

— Я понял, к чему этот звук, — буркнул Нечаев. — Мужик хоть и видел их всего несколько секунд, очень хорошо рассмотрел и запомнил малыша… в отличие от женщины. Ребенок был крошечным — месяцев пять, может шесть… в общем, ни ходить, не говорить… — он смущенно пожал плечами, — впрочем, не разбираюсь я в детях — чего там и когда… В общем, мужик утверждал, что эта кроха вдруг посмотрела на него, помахала ему рукой, сказала «Привет!» и назвала по имени. А потом женщину просто выбросило за балкон. Будто кто-то схватил сзади и перекинул через перила, но мужик утверждал, что там никого не было.

— И ты, конечно же, решил, что у него поехала крыша, — мрачно констатировал Савицкий.

— А ты бы что решил на моем месте? — Нечаев сверкнул глазами. — Я еще могу поверить в не по годам развитых детей, но даже они не умеют растворяться в воздухе. Все очевидцы утверждали, что женщина падала одна. И когда все сбежались, в наличии был только один труп. Даже если допустить, что они просто не разглядели ребенка, нельзя допустить, чтобы практически грудной младенец, брякнувшись с такой высоты, встал и ушел, верно? Так же, как нельзя допустить, что бедную тетку выкинул с балкона человек-невидимка. В общем, подумал я, что у бедняги просто мозги не в порядке. В подозреваемые его было не записать — соседи видели его на собственном балконе, когда тетенька летела, и летела она именно с соседнего балкона. Данные осмотра это подтвердили — не стану утомлять тебя подробностями. Мужик, кстати, во дворе устроил форменную истерику — все бегал, ребенка искал.