Виктор Точинов - Графские развалины

Стали ждать, расписав партитуру: никаких переговоров, никаких попыток брать живым – валить мужчину издалека, не показываясь, чтобы не успел прикрыться женщиной или ребенком… Время шло. Дичь не появлялась – хотя по всем расчетам давно должна была появиться. Собаки, уверенно держащие след, подходили все ближе. Никаких сюрпризов, никаких отбивающих чутье снадобий, никаких попыток запутать след, заложить петлю и сделать скидку … Псы шли ходко. Проводники расслабились… И – напоролись на растяжку.

…Из четырех прикрепленных к натянутому авиамодельному корду ископаемых гранат сразу сработали две – третья сдетонировала от них, четвертая вообще просто отлетела в сторону, отброшенная взрывной волной… Но и этого хватило – невредимым остался лишь один человек. Шедший первым умер на месте, двоих ранило – причем одного пришлось срочно госпитализировать (и срочно сочинять легенду о разведенном не иначе как над старой миной костре…). Одна овчарка – наповал, вторую Костик пристрелил собственноручно, не в силах смотреть, как она пытается ползти, волоча выпавшие кишки… И пообещал вслух: так же обойдется с этим гадом. Выпустит требуху, даст поползать – и пристрелит. Уцелевшие поверили, знали: слов на ветер не бросает…

Беглецы же как в воду канули.

Пока разбирались с потерями, пока прибыла новая собака… Выяснилось: установив растяжку, беглецы к засаде не пошли. Тут же покинули лощину – срезали к Славянке километра полтора по открытому месту, полями… Быстрым шагом это составляло пятнадцать минут. Бегом – десять. Как на грех, ни одной патрулирующей поля машины в эти десять-пятнадцать минут поблизости не случилось. Ближайшую Костик отослал сам: доложили о проехавшем невдалеке мотоцикле с одиноким седоком – и он приказал разобраться, кто такой и что тут делает… Мотоцикл, кстати, тоже так и не догнали, – свернул в какие-то буераки, на узкую, непроходимую даже для джипа тропку…

А в долине, у пересекавшей ее дороги, – довольно приличной, асфальтированной – след исчез. Не то беглецов ждала машина, не то остановили попутку. На все дороги сил у искавших не хватало. Именно эту, мало кому известную, они не перекрыли…

Костик скрипел зубами. У него появилось иррациональное чувство – что кто-то невидимый следит сверху за всеми его действиями и подсказывает противнику единственно верные ходы… А еще – что запрошенная с бизнесмена Ермакова немалая сумма может и не покрыть всех издержек. Но бросать начатое Костик не умел, как не умеет отворачивать летящая в цель пуля.

Поблизости от места обрыва следа – в полусотне метров, на живописном берегу – виднелись следы совсем свежей туристской стоянки: примятая палатками трава, ямки от колышков, кострище – и огромное количество пустых емкостей из-под пива и всевозможных джин-тоников. В золе костра еще багровели угли.

Костик приказал заодно высматривать и группу людей с рюкзаками – наверняка что-то видели. Во многом это был жест отчаяния, время безнадежно ушло…

Сумерки густели, когда Алекс вошел в здание с вывеской «Содружество», расположенное в Павловске, у вокзала.

Вошел, не понимая: зачем его сюда привели ? Голос слышался, но слабо, как далекая, забиваемая помехами радиостанция. Хотя Алекс – он до сих пор считал себя Алексом – заметил в течение казавшегося бесконечным сегодняшнего дня: не то радиостанция стала мощнее, не то сам он прогрессирует в роли приемника…

Никаких эмоций наблюдение не вызвало. Ему было все равно. Утреннее – казалось, с тех пор прошли века и тысячелетия – желание избавиться от голоса исчезло. Как и многие другие желания…

Голос, похоже, не сердился на Алекса за непонятливость. Легкая, ноющая боль в паху оставалась – но, возможно, стала лишь следствием немалых сегодняшних концов, проделанных на мотоцикле по тряским проселкам, а то и вообще по бездорожью.

В длинном здании «Содружества» размещались прилавки продуктового магазина, заодно тут же торговали сотовыми телефонами, фототоварами, давали напрокат видеокассеты… Имелось и мини-кафе со стойкой бара и довольно широким выбором блюд и напитков. Алекс, бывая в Павловске, любил изредка заскочить сюда (кормили достаточно вкусно, и цены на спиртное не поражали воображение) – брал сто пятьдесят с каким-нибудь салатом и устраивался в выгороженном закутке, где стояли три пластмассовых стола и несколько стульев…

Он и сейчас двинулся к стойке, чисто по привычке – что от него требуется, Алекс все еще не понял. Но место за столом занять сегодня было трудно. Закуток, отгороженный автоматами – игровыми, продающими жвачку и еще что-то жизненно необходимое, – оказался переполнен. Стульев для многочисленной компании не хватало – девушки сидели на коленях парней, а те на собственных рюкзаках, небрежно брошенных на пол.

Турье, неприязненно подумал Алекс. Щенки…

Туристы, действительно, были весьма молоды, слегка грязноваты и более чем нетрезвы. Но это полбеды. Они еще и пели. Под гитару. Очень громко. Прочие звуки заглушались пением напрочь. Покупатели жестами объясняли продавщицам, что им нужно. И те и другие смотрели на веселящихся туристов с бессильной ненавистью, но пресекать безобразие не спешил никто.

Говорят, большинство песен для гитары состоят из трех аккордов. В мелодии, сотрясавшей стены и стекла «Содружества», не было даже двух. Даже одного. Лапища бородатого организма крепко и неподвижно обхватила гриф гитары, другая лупила по струнам, извлекая один и тот же немелодичный, но громкий звук. С каждым ударом во всю мощь молодых нетрезвых глоток звучал один слог «песни». Дикий речитатив складывался в такой примерно текст:

Жил!!! был и!!! гуа!!! но!!! дон!!!

Be!!! com!!! в во!!! семь!!! де!!! сять!!! тонн!!!

И лю!!! бил!!! од!!! ну!!! он!!! пти!!! цу!!!

Пти!!! цу!!! пте!!! ро!!! дак!!! тиП! ли!!! цу!!!

У-Е-О-О-О!!!!

Венчающее куплет «У-Е-О-О-О!!!!» (надо думать, брачный призыв пресловутого игуанодона) компания проревела вовсе уж оглушительно. И продолжила излагать любовную историю юрского периода.

Дальше Алекс вслушиваться не стал. Он понял наконец, что должен сделать. И каким-то уголком оставленного ему сознания обрадовался. Ему постепенно начинало нравиться происходившее с ним…

Он подошел к компании – невзначай, делая вид, что просто направился к выходу и идет мимо. Легким движением выдернул гитару. И – с размаху, в щепки – шарахнул об пол.

После короткого оцепенения его начали бить. Вернее, попытались начать. Туристам – при всем их подавляющем численном преимуществе – помешала теснота: столы, стулья, собственные рюкзаки и визжащие мочалки.

Троим Алекс успел приложить вполне качественно – и один в драку больше не полез, ковылял в сторону, согнувшись и отплевываясь кровью.